Уэллс. Горький ветер - Дмитрий Даль

Лестница закончилась перед входом в сейфовые помещения. Дверь – круглый люк с огромным штурвалом и окошками замка-шифра – была открыта. Возле нее стояли два констебля. Леопольд вошел внутрь. Я увидел там Уэллса, который в сопровождении полицейского в штатском осматривал открытые сейфовые ячейки.

– Доброй ночи, Николас. Вас, я смотрю, тоже облагодетельствовали визитом. Полиция умеет быть очень настойчивой, в особенности когда на кону стоят национальные интересы, – оторвавшись от осмотра, сказал Гэрберт.

Он был вооружен большим увеличительным стеклом. На рабочем столе по центру сейфового помещения стоял внушительный кожаный саквояж коричневого цвета. Он был раскрыт. Я узнал этот саквояж. В нем Уэллс возил свои инструменты, необходимые для полевых исследований. С ним он обычно ездил в «Стрекозу» для постановки особо интересных опытов, требовавших уединения.

– Господин Муар был очень убедителен, – я наградил Леопольда прожигающим насквозь взглядом, но он не обратил на него внимания.

– О, я давно знаю Леопольда. Он отличная ищейка. Если уж во что-то вцепился, то никогда не выпустит. Что вы обо всем этом думаете, Николас?

– Что я могу думать? Я толком ничего не знаю. К тому же не понимаю, в каком статусе мы тут находимся.

– Мы находимся в статусе консультантов. В особо деликатных и запутанных делах полицейские привлекают меня к этой работе. Именно так я в свое время и познакомился с Чарльзом Строссом. До того, как он поступил ко мне на службу, а потом покинул ее, чтобы вернуться в полицию. Сейчас дело как нельзя деликатное. В преступлении замешан сотрудник, хоть и пропавший без вести.

– Почему все так убеждены, что это сделал Чарльз Стросс? – удивился я, хотя понимал, что, вероятно, у полиции есть на это основания, но я хотел бы их услышать.

– Ограбление произошло поздно вечером, в районе одиннадцати часов. У нас есть свидетели, которые видели, как в здание вошел невидимый человек, – вмешался в разговор Леопольд Муар. – А вы знаете какого-нибудь другого человека-невидимку в Лондоне, кроме Стросса?

– Но если он был невидимый, то как они могли его увидеть и засвидетельствовать это? – ответил я вопросом на вопрос.

– Открывающиеся сами по себе двери. Перемещающиеся по воздуху предметы. И самое главное, летающий противогаз, который вплыл в вестибюль банка прямо перед тем, как через воздуховоды стал поступать усыпляющий газ. В банке было несколько служащих из числа администрации, что задержались на работе, и ночная охрана. Они уснули практически сразу, но видели летающий противогаз. Дальше никаких свидетельских показаний нет. Есть только…

– Наши предположения, основанные на уликах, – перебил Леопольда Уэллс. – Невидимка вошел в банк. Прошел к сейфу. Причем двигался уверенно, прекрасно ориентируясь на местности. И это говорит нам о том, что он знал расположение внутренних помещений банка. Он добрался до сейфа, где ввел без единой ошибки три строчки шифра и открыл сейф. Дальше он обчистил несколько ячеек и так же беспрепятственно вышел.

– Что было в этих ячейках? – спросил я.

– Ценные бумаги и секретные документы одного торгового дома. Ничего, что можно было бы тут же превратить в деньги. И это очень странно, – сказал Леопольд. – Такое чувство, что Стросс действовал по чьему-то заказу. Кто-то его руками совершил преступление, так, чтобы не попасться на глаза и не загреметь под раздачу.

– От мелких пакостей он перешел к серьезным преступлениям? Но зачем?

– Боюсь, что мы уже имеем дело не с Чарльзом Строссом, а с его альтер эго. Вероятно, сражение с оборотнем, падение с высоты, а затем длительное пребывание в состоянии невидимости изменили его сознание. Личность Стросса заменила другая – лже-Стросс. И теперь он управляет телом человека-невидимки. А у него другие приоритеты и морально-нравственные ориентиры, – ответил Уэллс.

– Значит, вы несете ответственность, пускай и косвенную, за преступление, которое совершил Стросс, и за те преступления, которые он еще совершит, – сказал Леопольд и пыхнул дымом.

– С точки зрения законов морали, быть может, это и так. С точки зрения законов государства вы не сможете меня привлечь, поскольку это всего лишь философские рассуждения. Любое изобретение само по себе безвредно, даже скажу больше – оно нацелено на принесение пользы человеку, использующему его. Но все зависит от того, в какие руки оно попадет. Если оно попало в руки неподготовленного и морально неустойчивого человека, то это может привести к любым последствиям. Мирный инструмент может превратиться в оружие, и, наоборот, оружие может превратиться в мирный инструмент, – сказал Гэрберт.

– Вы большой философ, господин Уэллс. Жаль, что философию на хлеб не намажешь и преступника не поймаешь. Что мы будем делать дальше? Как поймать человека-невидимку, если он не хочет быть пойманным? – слова Леопольда были пропитаны ядом.

И его можно было понять. Уэллс в любом случае выйдет сухим из воды. После того как Стросс стал невидимым, он несколько лет прослужил верой и правдой в полиции, не имея ни одного нарекания. И то, что он теперь вступил на преступную дорожку, только с большой натяжкой можно было притянуть к его статусу невидимки. Ни один суд не станет брать это во внимание. Другое дело – общественное мнение.

– Я не знаю, – честно ответил Уэллс.

– Вы понимаете, что завтра об этом событии станет известно прессе. А дальше всему Лондону. Мы не сможем прятать шило в мешке. Криминальные репортеры наверняка уже что-нибудь пронюхали. Мои ребята уже видели парочку ошивающихся двумя кварталами поблизости. Лондон продолжает бурлить после убийств Потрошителя и никак не может успокоиться. А тут еще оборотень на улицах. Пускай нам и удалось его обезвредить. Теперь же человек-невидимка грабит банки. Что будет дальше? Кто пострадает от них следующим? Я очень боюсь, как бы город не взорвался бунтом. Как бы таким, как вы, Уэллс, не пришлось прятаться за бронированными стенами, чтобы не пострадать от гнева горожан. Человеческий гнев, в особенности если он пропитан страхом, становится неуправляем. Мы должны поймать Стросса как можно быстрее, чтобы успокоить обывателей. Иначе у нас может начаться уличная война.

– Понимаю, Леопольд, и усиленно думаю в этом направлении. Очень бы не хотелось бунта обывателей. Он может поставить крест на всех моих исследованиях, и не только моих, и остановить прогресс науки и техники. Я попробую разобраться в этом деле. Дайте мне время, – сказал Уэллс.

– У вас есть два дня, – поставил условие Леопольд Муар.

И мы вынуждены были с ним согласиться.

* * *

– Ограбление банка – не что иное, как заказ. Если мы разберемся, кто заказчик, то через него сможем выйти на след Стросса, – сказал Уэллс, когда мы переступили порог его дома.

Всю дорогу от банка он хранил молчание, хотя в автомобиле, кроме меня и Вертокрыла, никого не было. Не перед кем было играть в государственные тайны.

– Но как мы можем выяснить, кто заказчик? – спросил я.