Мир в XX веке: эпоха глобальных трансформаций. Книга 1 - Коллектив авторов

распада прежних социальных связей и структур взаимопомощи вел к углублению общественной дезинтеграции. Коммерческие услуги оказывались доступными лишь тем, кто был в состоянии за них заплатить.

Неспособность гражданского общества в новых условиях справляться с проблемами социальной сферы сказалась в период Великой депрессии, разразившейся в 1929 г. Изменение рыночной конъюнктуры оставило без элементарных средств к существованию, медицинской помощи и возможностей получать образование миллионы людей (безработных, молодежь, пожилых людей и представителей других «социально слабых» слоев населения). Структуры самопомощи и взаимопомощи оказывались уже не в состоянии обеспечить их выживание, а платные услуги были им недоступны. В этих условиях государство как институт вынуждено было брать на себя регулирование социальной сферы и отчасти экономики с тем, чтобы не дать различным кризисам закончиться крахом всего общества в целом.

Вплоть до конца 1920‑х годов в индустриально развитых странах преобладала так называемая «либеральная» модель государства, которое стремилось свести к минимуму свое вмешательство в социально–экономическую жизнь. Оно было призвано выполнять функции «ночного сторожа», т. е. обеспечивать общественный порядок и соблюдение норм свободной игры рыночных сил. Некоторые сдвиги в этом отношении наметились уже в конце XIX в., когда в Германии при О. фон Бисмарке были введены законы о государственном страховании на случай болезни, по инвалидности и старости (1883 — 1889). В последующие десятилетия (1888 — 1912) обязательное страхование от несчастных случаев на производстве было утверждено законодательно в Австрии, Норвегии, Франции, Венгрии, Италии, Нидерландах, Швейцарии, некоторых штатах США и др. С первого десятилетия XX в. стало вводиться страхование по старости и инвалидности (в Великобритании, Австралии, Новой Зеландии в 1908 — 1909 гг., во Франции в 1910 г.). В 1908 — 1911 г. в Великобритании были приняты законы о страховании на случай безработицы и о пенсиях по старости. После Первой мировой войны государственное страхование по безработице было введено в Италии (1919), Австрии (1920) и т. д. Проведение подобных реформ стало результатом борьбы трудящихся за свои права и интересы и отражало стремление правящих элит предотвратить социально–революционный взрыв.

Тем не менее все эти меры охватывали далеко не всех нуждающихся и не были увязаны в единую систему социальной политики. Так, системы социального страхования, введенные Бисмарком или французским правительством в 1930 г., реально защищали только тех людей, чей заработок не превышал некоего установленного «потолка», а пенсии напрямую зависели от уровня капитализации компаний.

«Великий кризис» вынудил правящие элиты перейти к более широкому и систематическому регулированию социальной сферы и хозяйства.

К подобной политике в 1930‑е годы прибегали самые различные политические режимы. Так, в США правительство президента Ф. Д. Рузвельта (с 1933 г.) стремилось стимулировать рост внутреннего потребления, внедрить элементы экономического планирования, государственного контроля над производством и государственного регулирования взаимоотношений между трудом и капиталом. Была создана администрация по восстановлению промышленности; осуществлялась обширная программа общественных работ; во многих отраслях введена 40-часовая рабочая неделя, упразднен детский труд; введены максимальная продолжительность рабочего времени и гарантированный минимальный уровень оплаты труда; принят закон о страховании на случай безработицы. Еще дальше пошли по пути расширения государственного регулирования, например, лейбористы, пришедшие к власти в 1935 г. в Новой Зеландии. Они не только установили 40-часовую продолжительность труда в неделю и размер минимальной гарантированной зарплаты и создали программу общественных работ, но и ввели в действие систему всеохватывающего социального страхования, национализировали Резервный банк и Закладную корпорацию, регулировали внешнюю торговлю и цены на сельскохозяйственную продукцию. Во Франции правительство Народного фронта (1936 — 1938) декретировало переход к 40-часовой рабочей неделе, предоставило трудящимся право на двухнедельный оплачиваемый отпуск и обязало предпринимателей заключать коллективные договоры с наемными работниками. Были повышены зарплата и пенсии, регулировались цены на сельскохозяйственную продукцию, частично национализирована военная промышленность и реорганизован Французский банк. В Германии нацистская диктатура ликвидировала безработицу за счет широкого создания рабочих мест в военной промышленности и строительстве; через Немецкий трудовой фронт и программу «Сила через радость» велась интенсивная социальная и культурно–массовая работа; строились базы отдыха для населения и развивалась система оплаты труда. И даже британские консерваторы, которые принципиально избегали таких мер, как национализация или увеличение расходов на социальные нужды, пошли на государственное вмешательство в «свободную игру» рыночных сил: их правительство отменило «золотой стандарт» британской валюты, с помощью протекционистских мер регулировало внешнюю торговлю, субсидировало строительство заводов тяжелой промышленности, предприятий машиностроения и военной индустрии, вводило элементы хозяйственного планирования.

Хотя тенденции к отказу от строго–либеральной социально–экономической модели и переходу к большему вмешательству государства в хозяйственную и социальную сферы по–разному проявлялись в различных странах и при различных политических режимах, меры такого рода в 1930‑е годы носили еще во многом фактически экспериментальный характер. При этом они способствовали усилению экономического протекционизма и националистических настроений и идеологий, а также сопровождались наращиванием военной промышленности и гонкой вооружений. Торжество новых моделей «социального государства» наступило уже после Второй мировой войны.

Итогом войны стали не только крушение фашистских режимов в Италии и Германии, но и дальнейший рост авторитета национального государства как института. Борьба против нацистской оккупации в большинстве европейских стран проходила под национально–освободительными лозунгами восстановления независимых государств, уничтоженных или попранных оккупантами. Ее обоснованием служила в той или иной форме идеология общих национальных интересов, единства нации, предполагавшего отождествление себя со «своим» государством со стороны индивидов и социальных групп. Возобладавшее даже в прежде оппозиционных системе течениях представление о государстве как концентрированном выразителе интересов общества в целом послужило идейной основой моделей социального государства, которые утвердились в мире после Второй мировой войны, в первую очередь, в индустриально развитых, а затем, по их примеру, отчасти и в других странах, провозглашавших желание следовать этому ориентиру.

Социальное государство (Sozialstaat), или «государство всеобщего благосостояния» (Welfare State) не только брало в свои руки «организацию» солидарности между членами социума, чего «массовое общество» уже не могло делать в прежних масштабах. Оно также руководило организацией экономического роста и функционированием рынка, оформляло компромисс между различными общественными группами и слоями («социальное партнерство» в общенациональных интересах) и смягчало последствия колебаний экономической конъюнктуры. В основу моделей были в той или иной мере положены экономические доктрины кейнсианства, в соответствии с которыми повышение уровня благосостояния широких слоев населения и тем самым их платежеспособного спроса должно было служить мощным двигателем роста экономики в целом. Одновременно подобная политика позволяла смягчать социальные конфликты и способствовала интеграции оппозиционных общественных сил в существующую систему.

В плане социальных отношений и связей государство «страховало» членов общества от негативных, асоциальных и эгоистических эффектов рынка и последствий конкуренции. Так, введенная после Второй мировой войны в Великобритании всеобъемлющая система гарантий, которая включала в себя пенсионное