Пропавшее войско - Валерио Массимо Манфреди

— Что означает «демиург»? — спросила я.

— Это Верховный Творец, создавший нас всех.

Звук трубы прервал наш разговор. Тревога!

— Что происходит? — воскликнула я.

Мелисса взглянула на меня, и в тот же миг по ее расширенным глазам я поняла: тревоги, мучившие девушку до сих пор, становятся явью.

Мы немедленно покинули палатку и побежали к южной границе лагеря, туда, где уже начали собираться люди. Труба продолжала играть тревогу; ее настойчивый, пронзительный голос разрывал душу. До нас доносились слова воинов:

— Кто это?

— Один из наших. Видишь потник коня?

— Да он с трудом держится верхом!

— Верно, смотрите: он согнулся пополам, вот-вот упадет.

— Он ранен! И конь весь в крови.

Как всегда, из ниоткуда возник Софос на вороном скакуне. Неон, вооруженный до зубов, следовал за ним на небольшом расстоянии.

— У кого есть кони, за мной! Немедленно облачайтесь в доспехи, сомкнуть ряды! Выстроиться полукругом у подножия холма; скорее, времени нет!

Он еще не окончил речь, как на горизонте возникло облако пыли, а в нем появились призрачные фигуры всадников, несшихся к нам безудержным галопом.

— За мной! — закричал Софос и помчался навстречу врагу.

Неон и остальные последовали за ним, угадав его намерения.

Греки добрались до окровавленного всадника, двое окружили его по бокам, поддерживая за плечи. Софос ухватил коня под уздцы, Неон заслонил раненого сзади. Отовсюду градом посыпались стрелы, а труба тем временем сменила напев и теперь трубила сбор. Воины строились в боевой порядок, словно в этом пронзительном звуке им слышался голос Клеарха, которого больше не было с ними. Красные плащи выстроились тесными рядами, спиной к холму, словно мыс протянувшемуся на восток до самого берега Тигра.

Я увидела происходящее во всех чудовищных подробностях. У прискакавшего к нам воина был вспорот живот, он поддерживал внутренности руками, ручьем текла кровь; лицо его представляло собой маску боли, и он наверняка упал бы, если бы его не поддерживали. Софос натянул поводья своего жеребца и остановил коня раненого. Все четверо спешились и, схватив несчастного за руки и за ноги, побежали к лагерю, ища укрытия: ряды разомкнулись при их приближении, чтобы потом сомкнуться снова.

Я услышала крик Софоса:

— Лекаря! Скорее позовите лекаря!

Мы с Мелиссой бросились вперед, полагая, что понадобится наша помощь, когда лекарь займется раненым. Мелисса все время спрашивала:

— Кто это? Его узнали? Кто это?

— Неизвестно. Во всяком случае, мы его не знаем.

Вскоре показались персы, однако наши воины встретили их плотным строем, непреодолимой стеной, из которой торчали острия копий, и тогда враг поменял направление атаки, пытаясь обойти спартанцев. На греков обрушился град стрел, но они падали на землю, не причиняя вреда, отраженные щитами.

Мы с Мелиссой добрались до подножия холма: лекарь уже склонился над раненым и разложил инструменты на полоске кожи, расстеленной на земле.

— Скорее принесите мне воды и уксуса, если найдете, — крикнул он, едва завидев нас. — Быстрее, или этот человек умрет!

Мы бросились выполнять поручение, а возвращаясь, увидели, как Софос, пеший, ведет плотные ряды воинов навстречу неприятельским всадникам, за спиной которых теперь был Тигр.

Лекарь промыл ужасную рану и дал воину кусок кожи, чтобы тот зажал его зубами и не кричал. Нам же велел держать несчастного за руки и приступил к работе. Сначала запихнул кишки в брюшную полость, потом стал зашивать мышцы и кожу. Боль была столь сильной, что лицо воина исказилось до неузнаваемости.

В этот момент явился один из остававшихся в лагере верховных военачальников, Агасий-стимфалиец, и спросил:

— Он что-нибудь сказал?

— Heт. Ты думаешь, он в состоянии разговаривать?

— Софосу он сообщил, что все наши погибли, а полководцев захватили в плен.

Мелисса не сдержалась и воскликнула:

— Значит, полководцы живы?

Ответа девушка не получила. Лекарь закончил с раной и залил шов чистым уксусом, заставив раненого еще раз застонать от боли.

— Персы уходят! — раздался крик.

Агасий на мгновение поднял голову, потом снова обратился к лекарю:

— Сколько он проживет?

— Меч разрезал брюшные мышцы, но не задел кишечник. Возможно, парень протянет еще дня два или даже больше.

— Поддерживай в нем жизнь. Нам нужно, чтобы он смог говорить.

Лекарь вздохнул и принялся перевязывать рану.

Несчастный юноша оказался аркадийцем по имени Никарх; несмотря на невыносимую боль, он держался до последнего и впал в беспамятство, как только лекарь закончил свою работу.

— Оставайся с ним, — попросила я Мелиссу. — Скоро вернусь. — И отправилась в лагерь.

Солнце село за горизонт, темнело. Персидская армия отступила и пропала из виду. Застать наших врасплох не удалось, и враги вернулись на свои позиции: надежды преодолеть непроницаемый строй греков у них не оставалось. Воины в красных плащах в очередной раз внушили неприятелю священный ужас. Софос с отрядом конных разведчиков отправился исследовать участок долины, расположенный ближе к вражескому лагерю, и до сих пор не возвращался. Я даже подумала, что он поехал сдаваться, но тут же отбросила от себя эту мысль: ведь это он построил армию и спас жизнь Никарху-аркадийцу, по крайней мере на время.

Я стала искать Ксена, так как не видела его уже довольно давно; войдя в палатку, нашла возлюбленного там, в самых красивых доспехах из кованой бронзы, рельеф которых повторял мускулатуру грудной клетки. Меч покоился в ножнах, украшенных фигурами крылатых сфинксов, пояс представлял собой серебряную цепь, коринфский шлем венчал огненно-красный гребень, а бронзовые посеребренные поножи украшало изображение львиных голов на уровне колена. Выглядел Ксен впечатляюще, словно превратился совсем в другого человека.

— Ты пугаешь меня, — прошептала я, но вопросов задавать не стала и больше не промолвила ни слова. Просто знала: что бы я ни произнесла — его это разозлит; однако взгляд мой, вероятно, и сам по себе оказался красноречив. Случилось то, чего я боялась; больше всего меня огорчало то обстоятельство, что всего этого мы могли избежать, если бы кто-нибудь из великих воинов послушал простую девушку.

Ксен набросил на плечи серый плащ и вышел из палатки, медленно, шагом, двинувшись на середину лагеря. Я проводила его взглядом.

Зрелище удручало. Воины, обескураженные, собирались повсюду небольшими группками и переговаривались вполголоса. Некоторые сидели в стороне, низко опустив голову. Возможно, думали о своих домах, женах, детях, которых больше никогда не увидят. Откуда-то доносились грустная песня, приглушенный хор голосов, слова на северном диалекте, непонятном мне. Быть может, то пели люди Менона-фессалийца, которым не хватало своего командира в чудесном белом плаще, обладателя самого красивого и мощного голоса, светловолосого солиста.