Так умирают короли - Владимир Гриньков

– Идиотская ситуация, – сказал Мартынов. – Называется «подозреваются все».

– Вы найдете его, – проявил я осторожный оптимизм.

– Кого?

– Убийцу.

– Не сомневаюсь. – Мартынов усмехнулся.

Это была усмешка смертельно уставшего человека.

– Трудности возникают, когда убийство заказное. Попробуй того киллера найти. А здесь все на виду – подвыпившая компания, в которой каждый из присутствующих имел зуб на своего шефа. Два или три дня – и мы найдем его.

– Вы всех отпустите? – спросил я. – Или будете держать под стражей?

Мартынов снова вздохнул. Наверное, я прикоснулся к больной для него теме.

– Я должен всю вашу компанию отпустить. Но не сделаю этого.

Он поднял глаза, и я увидел в его взгляде холодную решимость человека, сделавшего свой выбор.

– Я буду допрашивать их всех беспрерывно по двадцать четыре часа в сутки, и это будет продолжаться до тех пор, пока не обнаружится убийца.

– А если не обнаружится? – подсказал осторожный Бобров. – Тогда вам не сносить головы.

– Я все равно его найду!

Было заметно, что Мартынов закусил удила и уже не остановится.

– Вы никому конкретно не можете предъявить обвинение, – попытался охладить его Бобров. – И потому никого не можете арестовать.

Как бывший бухгалтер, он тщательно все просчитал. Мартынов смотрел в окно и молчал, По нему было видно, что он ужасно злится – то ли на нас с Бобровым, то ли на неведомого убийцу, Что ж, его можно понять! Стоит только отпустить подозреваемых, и все неимоверно усложнится. Убийца получит передышку, и если он просто исчезнет – это будет еще самое лучшее, что может произойти. Тогда мы, по крайней мере, будем знать, кто же убил Самсонова. А если этот человек окажется умнее, он вообще ничего не будет предпринимать. И тогда вероятность того, что он будет вычислен, становится минимальной.

– Есть только один Способ, – сказал я.

Бобров и Мартынов одновременно обернулись ко мне.

– Не раскрывайте меня. Пусть я останусь все тем же Женей Колодиным, провинциалом из Вологды, которого Самсонов взял в свою передачу на роль «придурка». Вы спокойно делаете свое дело, проводите следственные действия, вызываете людей на допросы. А я буду как все. Каким был и раньше.

– Он прав, по-моему, – сказал Бобров. – Лазутчиком был, лазутчиком пусть и остается. По самсоновскому делу он накопал много интересного, и ничего не удалось бы разузнать, если бы он не видел ситуацию изнутри. Почему бы теперь не использовать тот же самый ход?

– Но при этом всех придется отпустить, – подсказал я.

Мартынов дернулся, но промолчал.

– Иначе ничего не получится, – настаивал я. – В камере не очень-то побеседуешь, да мы к тому же изолированы друг от друга.

– Можно подумать, что на свободе все не расползутся по своим норам, – буркнул Мартынов.

– На работе-то мы будем собираться.

– Какая работа? Самсонов мертв. Передача закроется, это уж наверняка.

Я усмехнулся с превосходством человека, маломальски постигшего секреты телевизионной кухни.

– Да вы что! – сказал я. – Кто же позволит этой передаче закрыться? Это огромные деньги! Это миллионы телезрителей! Это рейтинги!

Мартынов с сомнением посмотрел на меня.

– Алекперов найдет нового ведущего, – убежденно сказал я. – Вот увидите! «Шоу должно продолжаться». Слыхали такое?

– Он говорит дельные вещи, – оценил мои умственные способности Бобров и посмотрел на меня так, словно раньше имел другое представление о моем IQ[2]. – Почему бы не попробовать?

Мартынов взвесил все «за» и «против».

– Хорошо, – согласился он после долгой паузы. – Попробуем.

По его распоряжению мне принесли протоколы допросов всех участников несчастной вечеринки. Протоколы я читал Долго и вдумчиво, но ничего для себя лично не прояснил, кроме одного – в какой-то отрезок времени, непосредственно перед убийством, наш невеликий коллектив распался и каждый, хотя бы ненадолго, был предоставлен самому себе.

– Ты поосторожнее, – попросил Мартынов. – Не покажи никому из своих, что знаешь о содержании этих протоколов.

Я кивнул. И сам понимал, что проявить осведомленность – значит раскрыть себя.

– Я выпущу всех, – сказал Мартынов.

– Никого конкретно не подозреваете? – на всякий случай уточнил я.

– Конкретно – нет.

Значит – все на подозрении.

– И я под колпаком?

Больше всего мне понравилось в нем то, что он не стал юлить. Посмотрел мне прямо в глаза и ответил:

– И ты.

– Почему?

– Потому что и у тебя был повод.

Я даже не успел уточнить, что он имеет в виду, он сам сказал:

– Светлана.

Муж-рогоносец мне мог помешать, так это расшифровывалось. Лично для меня это представлялось не очень правдоподобным, поскольку я-то знал, что не убивал. А Мартынов просто обязан был и меня подозревать. Или он таким способом пытался добиться, чтобы я активнее искал убийцу? Найденный убийца – это как прощение всем нам, в том числе и мне. Я заглянул Мартынову в глаза. Но ничего не прочел в его взгляде.

Вся четверка стояла у входа, когда я вышел из здания. Хуже всех выглядела Светлана. Она будто постарела сразу лет на двадцать. Густая сетка морщин и темные крути под глазами. Вдова. Мне стало ее так жалко, что я чуть не обнял ее при всех.

– Ну что? – сказал Загорский.

Ответ на это хотели знать все.

Я понял: Самсонов был человеком, который их всех объединял – таких непохожих и разных. Теперь команда рассыпалась. Каждый за себя. Но это чувство еще слишком непривычно и даже пугающе – и велик соблазн оставаться вместе как можно дольше.

– Может, посидим где-нибудь в кафе? – предложил Кожемякин. – Помянем Самсонова.

– Еще чего! – дернул плечом Демин. – Меня всю ночь допрашивали, я с ног валюсь.

Кожемякин посмотрел на него с нескрываемой неприязнью, но Демин сделал вид, что не заметил этого. Или заметил, но ему сейчас все равно. Я прекрасно его понимал. Это была очень нехорошая ночь. Страшная ночь.

– Я – домой, – объявил Загорский.

– И я, – подключился Демин.

Кожемякин яростно потер красные от бессонницы глаза.

– А ты? – уточнил он, обращаясь ко мне.

Я неопределенно пожал плечами.

– Тут вот какая штука, – сказал неожиданно хриплым голосом Кожемякин. – Нам бы лучше было потолковать.