Ржавчина. Пыль дорог - Екатерина Кузьменко

Это чем-то похоже на детские страхи, когда ты с воплем вылетаешь из знакомого до последнего угла подвала на яркий солнечный свет и долго не можешь унять дрожь. Потому что темнота вдруг показалась чужой и враждебной, хотя ты десять раз лазил в этот подвал и, несомненно, полезешь еще.

А иногда и так бывает: выйдешь на разведку в какой-нибудь район и едва ноги унесешь. И воздух давит, и местность карте не соответствует. А потом по новой заявишься – нормальная территория. Развалины, конечно, кости, но ничего иного.

Я только одно знаю: там, где мы пройти смогли, больше никаких страхов не случается.

А вот почему – не знаю.

Именно поэтому грубоватый мужчина за столом – на своем месте, рядом с телефоном и бумагами.

А мы с Рин, не менее неуместно смотрящиеся среди бойцов, – на своем. И все мы нужны именно здесь.

– У вас будет три недели отпуска. Восстанавливайся.

– Тренировки?

– Это к Стэну, он подберет что-нибудь щадящее.

Мы попались в легенды, как в сети, – у таких не бывает могил…

Джем

Рин

– Не скучаете? – спрашивает Стэн, отставляя в сторону кружку с чаем.

Есть у него такая привычка: приходя в гости, сначала говорить о работе, о книгах, травить байки – и только потом переходить к делу. Если, конечно, дело не особо важное. Без разговоров о делах, к сожалению, пока не обходится. Так что застеленный старой клеенкой стол на нашей кухне видел все: и потрепанные карты местности, прижатые по углам кружками, и гору отчетов разных лет, которые нужно было сверить, чтобы сравнить данные, и толстые картонные папки с технической документацией, которые кто-то притащил из очередной вылазки. Разве что бомбу на нем не обезвреживали.

Впрочем, все еще впереди.

– Есть немного, – я встаю, чтобы долить кипятка в его стакан. – Какие предложения?

Если на кухню принести еще один стул, будет тесно. Обычно табуреток здесь две, поэтому, когда приходит гость, кто-то из нас перебирается на подоконник. Сейчас там устроился Дэй.

– В школу сходить не хотите?

– Куда?! – от неожиданности подавшийся вперед Дэй едва не навернулся.

Школ в городе было две, одна у бывшего железнодорожного вокзала, в здании, которое раньше занимало какое-то училище, другая – в центре, возле администрации.

– В школу, – повторил Стэн. – Профилактические беседы с детишками, пропагандистская работа, сборка-разборка учебного автомата…

–…Возможность потрогать живого чистильщика, – закончила я за него.

– И это тоже, – кивнул командир. – Здесь-то еще ладно, но, если про вашу работу не рассказывать людям, в более благополучных регионах лет через пятьдесят вы рискуете стать городской легендой. Ну что, беретесь?

– Какие дети? – обреченно поинтересовалась я. Была ведь когда-то шальная мысль поступать не в медицинский, а в педагогический.

– От четырнадцати до семнадцати, нормальный возраст. Шумят, галдят, но слушают потом с интересом. На сувениры уж точно не разберут.

– Я слышу в твоем голосе сомнение, – произнес Дэй, с видом аристократа жестикулируя кружкой с чаем. Эффект оказался несколько смазан из-за малого сходства кружки с хрустальным бокалом. – В чем подвох?

– Ни в чем. Мы, когда на старших курсах училища были, тоже ходили в школы, когда приглашали. Чтобы там помнили, что мы их защищаем, заботимся и будем рады видеть в рядах своих товарищей, когда подрастут. Правда, спички тянули всей подгруппой, чтоб определить, кто пойдет.

– Курсанты военного училища, – драматически продекламировал мой любимый. – Тянут жребий, чтобы выяснить, кого отправить на опасную вылазку в логово цветов жизни. Потом те, кому не повезло, скупо, по-деловому прощаются с товарищами, берут сумки с горой учебного барахла и перебежками, по узким переулочкам, в которых в обычное время гуляет только ветер да редкие темные личности, устремляются к школе. Незамеченными перемахивают через забор и проникают в здание с черного хода, где их ждут директор и классный руководитель – единственные союзники в предстоящей битве, не считая начальника училища, который перед выходом лично пожал каждому из них руку и сказал, что родные стены их подвига не забудут.

– Ага, примерно так все и было, – сквозь смех выдавил Стэн. – И ту самую гору учебного барахла по десять раз проверяли, чтобы кто-нибудь из детишек случайно, скажем, пустую обойму не унес.

– Что ж вы так? – я укоризненно покачала головой. – Надо было гильзы с собой прихватить, пару коробок. В качестве подарков, чтоб суровые туземцы отпустили с миром.

– Там не пару коробок, там пару грузовиков – с учетом того, чтобы хватило младшим братьям и дворовым товарищам, – Стэн по-прежнему улыбался, но его тон уже стал серьезным. – На самом деле у меня есть достаточно серьезные причины просить об этом именно вас. Вы меньше всего похожи на плакатных героев.

Не хочу, чтобы через те же самые пятьдесят лет люди рассказывали, что чистильщики были секретным проектом министерства обороны и пули у них ото лба отскакивали.

Утренние сборы заняли несколько больше времени, чем обычная подготовка к выходу на работу. Конечно, никакой парадной одежды у нас не было, да и сама встреча располагала к тому, чтобы идти в форме, пусть она и без знаков различия.

– Радуйся, что она у нас только полевая, – пошутил Дэй. – Меньше всего мне бы сейчас хотелось отглаживать стрелочки на брюках.

– При виде тебя в парадном кителе и брюках со стрелочками скончались бы в муках авторы уставов всего мира, – не выдержала я. Нет, все-таки фантазия у меня не настолько богатая.

– Надо было тебе две косы заплести, – не остался в долгу любимый. – С лентами, чтобы дергать.

– Ты только не забывай, что тебе можно отплатить той же монетой.

Так, перешучиваясь, мы вывалились на лестничную клетку. Пару учебных автоматов, запакованных в старые спортивные сумки, Стэн забросил нам еще с вечера.

Что делать, когда доберемся до школы, мы совершенно не представляли. Нет, конечно, я помнила, как к нам в класс приходили спасатели и пожарные, рассказывали о своей работе, объясняли, как оказать пострадавшему первую помощь. Оставалось только одно «но»: работа чистильщика отличается от работы спасателя примерно как… Проклятье, и ведь так сразу и не сформулируешь. Слишком много отдано на откуп интуиции, смутным ассоциациям. Зачастую ты и сам не можешь объяснить, почему поступил так, а не иначе. Почувствовал – и все.

– Что мы будем им рассказывать? – спросила я вслух.

– Про подготовку. Тренировки, стрельбу. Про кодекс. А потом подождем, пока они начнут задавать вопросы. – Дэй осторожно взял меня за руку, и это прикосновение, как обычно, сказало несколько больше, чем слова.

Улица встретила нас холодным ветром, швырнувшим в лицо редкие капли дождя. Прохожих было немного – почти все уходят на работу раньше. Пробуждающийся город распахнулся перед нами, как детская книжка с объемными картинками, – если, конечно, кто-то стал бы рисовать для детских книжек фабричные здания, редкое золотистое от электрического света окошко на фоне предрассветных сумерек и синевато-серое небо в переплетениях проводов. Но, пожалуй, я бы не отказалась придумать сказку, у которой могли быть такие иллюстрации.