Ленин. Дорисованный портрет - Сергей Кремлев

Первое письмо послано из Порника в Париж и адресовано Д. М. Котляренко (1876–?) — достаточно рядовому партийному работнику, с 1908 года заведующему экспедицией (то есть — отделом рассылки и т. п.) большевистской газеты «Пролетарий»:

«Личное товарищу Котляренко

1.8.10

I. Дорогой товарищ! Будьте любезны выписать нам следующие книги для редакции:

1) Отчёт фракции народной свободы за 3-ю сессию Государственной думы…

2) Памяти Н. Г. Чернышевского. Доклады и речи Анненского, Антоновича, Туган-Барановского и др. …

II. Далее. Насчёт доклада Вы поступили очень неосторожно, не послав заказным. Я здесь дал на почту адрес Рапопорта. Но этого мало. Пошлите тотчас заявления в Administration des postes в Pornic’е, прося, как отправитель, переслать пакет Рапопорту…

III. Насчёт „Общественного Движения“ — говорят, что Бритман привёз его и сдал в экспедицию для меня… Вы при случае запросите…

IV. Насчёт гостей на конгрессе в Копенгагене не могу ничего сказать. Обыкновенно, кажись, пускали на хоры… Возьмите один листок из моей посылки в ЗБЦК (Заграничное бюро ЦК. — С. К.)… там есть листок с адресом председателя местного организационного комитета

V. Прилагаю письмо для ЗБЦК. Прошу поскорее передать.

VI. А как дело с докладом? Очень, очень прошу торопить издание.

Жму руку. Ваш Н. Ленин»[123].

Второе письмо послано 2 августа 1910 года А. И. Любимову («Марку») тоже из Порника — в Париж. В 1904 году Любимова кооптировали в состав ЦК. Он «дрейфовал» в сторону меньшевизма и позднее входил в плехановскую группу «Единство». Но партия, особенно в эмиграции, состоит не только из «твердокаменных», а повседневная работа есть повседневная работа, окончательный «развод» большевиков с меньшевиками в 1910 году ещё не состоялся, и Ленин пишет:

«Дорогой М.!

Прилагаемое письмо будьте любезны отправить экспрессом Пятнице (нелегалу в России О. А. Пятницкому. — С. К.).

…Гюисманс (секретарь Международного Социалистического Бюро II Интернационала. — С. К.) запретил доклады свыше 4 страниц… Я знаю одно: что доклад печатаем мы сами; кто же может нам запретить сделать его большим? …Требование печатать доклад на 3 языках мне известно давно, но раз нет денег? Что же, „запретят“ на одном языке?

Прилагаю письмо из банка, который сообщает мне счёт и требует от меня (как и всегда) письменного ответа, удостоверяющего за моей подписью, что я признаю точность этого счёта. Прилагаю сей письменный ответ…» и т. д.[124]

К слову, в постскриптуме письма Любимову Ленин пишет о расходах на посылку на VIII конгресс II Интернационала в Копенгаген до восьми делегатов и заканчивает вопросом: «Хватит ли у Вас на это из 75 тысяч?».

Конечно, это не значило, что на посылку делегатов из расчёта до 300 франков на делегата надо будет «ухнуть» все 75 тысяч партийных денег, но суть вопроса понятна — может ли партия позволить себе расход здесь по максимуму, послав в Копенгаген всех допускаемых по квоте делегатов?

А ВОТ ЕЩЁ три письма, относящиеся уже к 1914 году…

Первое написано в феврале 1914 года:

«Дорогой Фёдор Никитич! Получил Ваше письмо и очень рад, что Вы устроились.

Теперь — покой, солнце, сон, еда. Следите за всем этим сытно ли кормят?

Надо пить молока побольше. Пьёте ли?

Надо взвешиваться раз в неделю и записывать каждый раз, сколько Вы весите…

Надо ходить к местному доктору хоть раз в 10 дней… Имеете ли адрес доктора? Если нет, пишите, я разыщу.

Но главное — сон…

Пишите подробно обо всём этом.

Надя кланяется! Жму руку и желаю отдыхать хорошо.

Ваш Ленин.

P. S. Не очень ли скучаете? Если да, могу устроить Вам визиты знакомых из Женевы и Лозанны. Но не утомят ли Вас визиты? Пишите!

Есть ли ванна в Вашем пансионе?»[125]

Фёдор Никитич — это депутат IV Думы, рабочий-текстильщик Самойлов, приехавший подлечить нервы в швейцарский Монтрё. И вот Ленин из Кракова беспокоится о том, как устроен товарищ, не очень-то к «европам» привыкший.

В апреле Ленин в письме из Кракова в Берн адресуется по поводу Самойлова к партийцу Г. Л. Шкловскому:

«Дорогой друг! Вчера получил тревожное письмо от Самойлова. Ему хуже. Не спит. Скучает.

…Ужасно то неприятно, ибо мы взялись, так сказать, его вылечить. Посылаю ему сегодня рекомендательное письмо здешнего нервного врача Ландау к доктору De Montet Vevey в „Mon Repos“ (санаторий).

Видимо, надо свозить Самойлова к лучшему нервному врачу и перевести в санаторий, где был бы систематический уход и присмотр. Сделайте это пожалуйста, не стесняйтесь расходами… ибо во что бы то ни стало надо к осени поставить Самойлова на ноги…

Говорят, скука очень вредна неврастеникам. Но как тут быть? Взять Самойлова в Поронин (мы едем туда 1.V) или в Закопане? Можно, но там дожди всё лето.

Пишите о результате визита к врачу…»[126]

В начале мая Самойлов сообщает Ленину, что находится в Бернском городском санатории и врач рекомендует ему физический труд. И Ленин опять пишет Шкловскому:

«Дорогой Г. Л.!

Что же не отвечаете насчёт Самойлова (непременно устройте ему физический труд — найдите крестьянина в окрестностях или огородника через социалистов…)

Привет! Ваш В. И.»[127].

Такая черта Ленина и позволила после его смерти Владимиру Маяковскому, Ленина понявшему очень точно, написать: «Он к товарищам милел людскою лаской…».

ЧТО МОЖНО и нужно сказать, осмысляя и комментируя выше приведённые письма — вполне представительные для понимания сути жизни и работы Ленина до второй русской революции?

Уже в начале своей жизни, которая рано определилась как жизнь профессионального революционера, Ленин подходил к проблеме ведения революционной работы абсолютно трезво — без патетики и деловито. Через два с лишним десятка лет после эпохи «Союза за освобождение рабочего класса», стоя во главе страны, он сказал России: «Нам истерические порывы не нужны, нам нужна мерная поступь железных батальонов пролетариата».