Жити и нежити - Ирина Богатырева

…А третий сказал: «Я видел ноги девочки. Белые ноги, маленькие ступни, не знакомые с раскалёнными камнями мостовой. Чистые ступни с крошечными пальчиками. Я смотрел на них всё время, пока похоронная процессия выходила из города. И финики райских садов, и кошель Кесаря не могли бы откупить эту девочку у смерти».

– Я бросил этому третьему золотой, – помолчав, добавил брат. – Он поймал его на лету, как собака. Я сжал бока коню и выехал в Яфские ворота.

И замолкает. Волна памяти всколыхнулась и легла. Лицо снова преобразилось. Юное, красивое лицо. Мой возлюбленный брат.

Я лежу и боюсь шелохнуться. Жду, когда он скажет что-то ещё. Но он замолкает и дышит спокойно, ровно. Я сглатываю и моргаю, и слёзы бегут в ухо, неприятно холодя изнутри. А я чую, что утреннюю мою обиду вымыло. Её совсем не осталось. Что бы ни случилось, Яр, ты брат мой, душа моя. Остальное неважно.

И вдруг становится звеняще хорошо. И с полной ясностью, без тени сомнения я в тот же момент понимаю: из мира ушёл Александр.

Это похоже на луч света, который тонет в темноте. И по этому лучу он уходит, а за ним верный Эйдос. Это значит, что он всё выполнил. Значит, его жребий удался.

Удался?

Нет, что-то не так. Его жребий просто пропал. Я внимательней считываю информацию. Ну да, так и есть: его жребий пропал. Он вытащил своего человека. Он полностью переписал его судьбу. Отодвинул его от границы так, что стал ему больше не нужен. Его девочка больше никогда не подумает о самоубийстве. Она излечилась, как от ветрянки, и теперь заживёт спокойно и полно. А это высшее, что может сделать для своего человека жить.

Меня охватывает дрожь. Я чую, знаю, понимаю, что Александр ушёл навсегда, что больше ни в одном пробуждении я его не увижу. В этот самый миг – или в эту самую вечность, ибо время теперь для него не существует – наш Александр становится свободным.

– В добрый путь! – говорит Яр в темноте. Оказывается, он тоже не спит. Тоже вглядывается в звёзды над нами с тем же чувством звенящего счастья, до слёз. И тихонько смеётся. – Но каков молодец, а, скажи!

– Ты понял, как это случилось?

– Нет. Но ведь молодец! Собственно, чему удивляться: он всегда был самым талантливым из нас.

Мы долго ещё лежим в темноте, глядя в ночное небо за окном чердака. Потом Яр засыпает, но новорожденная надежда не даёт мне уснуть: всё кажется, кажется – вдруг и мне можно как-нибудь обойти мой жребий? Вдруг можно и мне…

В добрый путь, Александр! В добрый путь.

1

Говорят, женщина в течение первой минуты общения с мужчиной понимает, могла бы она с ним заняться любовью или нет. Джуде для этого было достаточно одного взгляда. Порой ей казалось, что у неё есть дополнительный род чувств, измеряющий человеческую сексуальность, как излучаемую радиацию. По тому, насколько сильно́ это излучение, она понимала о человеке многое. Этот инстинкт отточился танцами и всеми романами, которые были в её жизни, она привыкла ему доверять и им пользоваться. Она измеряла так и мужчин, и женщин, она отбирала так девочек и мальчиков в танцы, находила себе партнёров для постановок и любовников.

Но она перестала в нём нуждаться, когда встретила Яра.

Раньше ей казалось, что её грудь полна холодного ветра и он учит её непостоянству. С того дня как она ощутила в своей крови бесов человеческого либидо, она чуяла и этот ветер, быстро превращающий для неё всё самое горячее в лёд. Первую свою любовь Джуда переживала как болезнь. Любовь эта была однобока; понимая, что нелюбима, она впала сначала в анабиоз, потом пережила сильный суицидальный приступ, а затем сделала всё, чтобы её избранник её заметил. Она была в этом так успешна, что спустя неделю, счастливо перепрыгнув все этапы первого ухаживания, стеснения и романтики, они вывалились из лифта, сцепленные поцелуем и укушенные в пах прыщавой подростковой страстью, и завалились к Джуде домой. Родителей в тот момент, по счастью, не было. Впрочем, Джуда не была уверена, что заметила бы их, будь оба на месте.

А ещё через неделю, вдосталь упившись своей победой и научившись всему, чему можно научиться из первого опыта, Джуда ощутила в груди тот самый ветер. Тогда она рассмотрела неприятные прыщики и смешную, клочками пробивающуюся щетину на лице своего избранника; стала улавливать запах от его носков и визгливые нотки в смехе, свидетельствовавшие о недостатке ума; но главное – поняла, что он настолько доволен тем, что с ними случилось, что начал уже строить планы на будущую жизнь, и Джуда в этих планах заняла почётную роль, которой себе не хотела.

Поэтому, расставшись с ним так быстро, как только позволили обстоятельства, она пошла дальше. И так было от раза к разу, от мужчины к мужчине, пока она не встретила Яра.

Каждую свою любовь она называла любовью и не лукавила. Однако то, что происходило с Яром, она не знала, как назвать. Просыпаясь без него, она чувствовала с первых секунд, спит он ещё или уже проснулся; в течение дня ей не стоило труда догадаться, когда он так же думает о ней; глядя на него при встречах, она ощущала в голове такую пустоту, от которой становилось хорошо.

До этого она боялась двух вещей: смерти и того, что её бесы её покинут. Как это уживалось в ней, она не задумывалась. Теперь же её страх стал проще: она стала бояться, что в один момент послушается своих бесов, сделает так, как они шепчут, и закроет роман с Яром раньше, чем дочитает его до конца.

Она смотрела на себя в зеркало и не узнавала. Она смотрела себе в душу, и не узнавала то, что видела там. Она взяла наугад с полки книгу и прочла на случайной странице: «Человек – это луковица: начни разбирать кольца и не найдёшь ничего, одна пустота». – «Что вы, милостивый сударь, – ответили в той же книжке несколькими страницами позже. – А как же запах и слёзы?» Джуда похолодела, поняв, что и от неё останутся скоро только слёзы и пустота.

Потому что все маски, которые она себе сделала и с удовольствием носила, начинали при Яре линять, будто на них попала кислота; самые сексуальные платья, какие она надевала на свидания с ним, теряли привлекательность в его присутствии, и ценность их виделась только в том, насколько быстро их можно с себя стащить. Она была перед ним как бы заранее голой, голой изнутри, и ей не было больше смысла притворяться даже перед собою самой. «Что же будет дальше?» – думала Джуда и обмирала, понимая, что, если так пойдёт, её демоны скоро рассыплются в прах.

Но они тоже догадались об этом и принялись ещё усердней глодать ей кости.

2

Будит меня телефонный звонок. В трубке Женин голос, и если бы я не была уверена, что в этом воплощении она женщина, я бы решила, что со мной говорит взбешённый мужик – такой низкий и грубый у неё был голос: «Ты что себе позволяешь?! Да как ты вообще смеешь?!» Я не понимала, что она мне кричит. Договорились встретиться через полчаса всё в том же Макдоналдсе на Чистых и разобраться спокойно. Я очень надеялась, что, пока она доедет, сможет говорить без истерики.