Дикий Имбирь - Анчи Мин

Я знала, что мне предстоит. Год за годом я наблюдала за тем, как на проходящие на Народной площади собрания под конвоем приводили множество мужчин и женщин с выбритыми головами. Когда я была маленькой, у меня не было никаких сомнений в том, что они самые настоящие преступники, и я была довольна, что их наказывают. Я выкрикивала лозунги и швыряла в несчастных камнями, когда грузовики проезжали по улицам. Городские власти любили демонстрировать эти «трофеи революции». Двадцать три года назад, когда Народно-освободительная армия Председателя Мао захватила город, его солдаты шли парадом по тем же самым улицам. Их «трофеи» включали американские танки и другое оружие. Теперь это были связанные, как новогодние подарки, преступники.

Когда грузовик остановился у какого-то кирпичного здания без номера и знака, в него подсадили еще осужденных. Одного из них я сразу же узнала, это был Вечнозеленый Кустарник. Я не видела своего жениха уже несколько месяцев. Его голова была начисто выбрита, и черты лица, как мне показалось, стали жестче. Он, похоже, был готов встретить свою судьбу. Если бы я не была связана, то бросилась бы к нему. Встретив мой взгляд, он слабо улыбнулся мне. В выражении его лица не было горечи. Видно, он тоже решил принести себя в жертву. Мне нравилась эта его решимость, но было больно, что он жертвует собой ради Дикого Имбиря.

Мы прибыли на Народную площадь. Пока грузовик медленно ехал сквозь толпу, молодые люди выкрикивали изречения Мао:

— «Лишь ничтожное число интеллигентов враждебно относится к нашему государству. Им не по душе наше государство, государство диктатуры пролетариата, они питают привязанность к старому обществу. При всяком удобном случае они подстрекают к волнениям, стремятся ниспровергнуть Коммунистическую партию и возродить старый Китай. Это те, кто в борьбе между двумя путями — пролетарским, социалистическим и буржуазным, капиталистическим — упорно цепляются за второй. Поскольку второй путь практически неосуществим, на деле они готовы капитулировать перед империализмом, феодализмом и бюрократическим капитализмом. Такие люди встречаются в политических кругах, среди промышленников и торговцев, деятелей культуры и просвещения, науки и техники, а также в религиозных кругах. Это — ультрареакционные элементы…»

Кто-то плюнул мне в лицо, затем в мою сторону полетели камни. Какая-то девица схватила меня за волосы и не отпускала их, а грузовик продолжал двигаться, клок волос вместе с кожей остался в ее руке. Боль была ужасной. Толпа весело кричала:

— Долой антимаоистов!

Я пришла в ярость, но не могла пошевелиться, не могла стереть текущую по лицу кровь. В ответ я плюнула в юное лицо своей обидчицы. Она подбежала, взобралась на грузовик, и я почувствовала, как ее ногти раздирают мне лицо.

Толпа начала петь. Это была одна из моих любимых песен — стихотворение Мао «Захват Нанкина»: «Над горами льют дожди и бушуют вихри, миллионы храбрых воинов переходят Великую реку. Вершина скалы — как свернувшийся дракон, город — словно затаившийся тигр. Небеса кружатся, и Земля вверх дном. Пока мы полны сил и отваги, прогоним же отчаявшихся врагов…»

Внезапно я усомнилась в причине своего поступка. Может быть, мои истинные мотивы были не столь бескорыстны, как мне казалось. Возможно, своими действиями я пыталась добиться любви Вечнозеленого Кустарника. Смотри, я готова пожертвовать собственной жизнью ради тебя, я лучше, чем Дикий Имбирь, и ты можешь воочию в этом убедиться. Смотри, вот та, которая готова пойти с тобой до конца, умереть ради тебя, а вот та, которая отправила тебя на смерть.

Грузовик медленно продвигался сквозь красное море флагов и знамен. При каждой остановке я старалась подобраться поближе к Вечнозеленому Кустарнику. Наконец наши плечи соприкоснулись. Мы посмотрели друг на друга, и я увидела в его глазах невыносимую муку.

И вот началось собрание. Народная площадь представляла собой нечто вроде площади Тяньаньмэнь в миниатюре. Правда, здесь не было Врат небесного спокойствия, а самым высоким было здание муниципалитета, построенное в русском стиле, с плоской крышей. По случаю празднования Дня независимости оно было обильно украшено флагами и знаменами, которые со всех сторон свисали с его стен. Толпа из сотен тысяч человек собралась вокруг временно сооруженного помоста и кричала:

— Мы обязаны своей жизнью Коммунистической партии! Мы обязаны своим счастьем Председателю Мао!

Меня вместе с остальными арестантами вытолкнули из грузовика и провели в темную комнату в здании муниципалитета. Я почувствовала запах экскрементов: некоторые из заключенных уже не в силах были себя контролировать. Некоторые начали что-то невразумительно кричать.

Чтобы заставить отчаявшихся людей замолчать, охранники били их прикладами своих ружей, но это ничуть не усмиряло арестантов. По мере того как объявлялись имена заключенных, охранники выталкивали их к помосту. Каждый раз, когда открывалась ведущая к нему дверь, мы слышали, как с новой силой толпа выкрикивает лозунги.

Я искала взглядом Дикий Имбирь. Рой мыслей закружился у меня в голове. И вдруг такой поворот событий стал для меня неприемлемым, я не могла позволить ей убить Вечнозеленого Кустарника и заточить меня в тюрьму. Мне нужно было нарушить свое молчание. Я почувствовала горький вкус раскаяния. Впервые я подумала о том, что Дикий Имбирь не стоит таких жертв.

— Дикий Имбирь! Дикий Имбирь! — закричала я. Ко мне тут же подбежали охранники и ударили меня. Я упала, продолжая выкрикивать ее имя.

Ее не было на собрании, и я предположила, что она должна появиться позже, как важный гость. Она как-то рассказывала мне, что на заседаниях Председатель Мао всегда выступает последним.

Но вот объявили имя Вечнозеленого Кустарника. Когда охранники выталкивали моего любимого к помосту, он обернулся ко мне. Это было его прощание.

— Клен, я вернусь деревом. — Он улыбался сквозь слезы. — Я наполню твою жизнь свежей зеленью. Если тебе удастся выбраться, пожалуйста, сходи к моей бабушке, на гору Бей. Ей уже девяносто три года, и она живет в храме на самой вершине горы, он называется Пещерный храм. Скажи ей, чтобы каждое полнолуние она следила за стрекотанием сверчка под своей кроватью. Отдай Дикому Имбирю все мои значки, книги и скажи ей, что я горжусь тем, что стал антимаоистом.

Его белая рубашка и синие брюки были в крови. Через несколько минут его не станет. Я сломалась.

— Долой антимаоистов! — раздавалось из громкоговорителей. — Долой! Долой! Долой!

Ад для меня уже наступил. Мне хотелось уничтожить весь мир, мир, в котором Дикий Имбирь, не чувствуя раскаяния, продолжит свою жизнь прославленного маоиста. Мой разум восстал против сердца. Я собрала все свое мужество. Я искала глазами микрофон и чувствовала, что голос мой не дрогнет. Мысленно я представила свою речь и теперь точно знала, что скажу этой толпе. Я скажу, что устала притворяться, а потом выложу всю правду. Расскажу все, начиная с того, как наблюдала за ней из шкафа, и заканчивая подслушанным мной после слета разговором.

Я разрешила себе нарушить обещание и объявить, что моя любовь к Дикому Имбирю бесследно прошла.