Балканские призраки. Пронзительное путешествие сквозь историю - Роберт Д. Каплан

В декабре 1989 г., впервые после января 1941 г., номера бухарестских отелей вновь заполонили иностранные журналисты. Хотя на этот раз они предпочли останавливаться в другом отеле – в «Интерконтинентале», – революционный спектакль, которому они стали свидетелями, мистическим образом напоминал то, что наблюдали из «Атене-Палас» графиня Уолдек, Сент-Джон, Сульцбергер и другие.

На той же самой просторной площади перед «Атене-Палас», где румыны некогда скандировали «долой» королю Каролю II и Лупеску, теперь скандировали «долой диктатора» в адрес Николае и Елены Чаушеску. Подобно Каролю и средневековым воеводам, супруги Чаушеску пытались вести двойную игру с великими державами и проиграли. Войска службы безопасности диктатора захлебнулись в оргиастической волне насилия, напоминая самоубийственное сопротивление легионеров танкам и войскам Антонеску на таких же зимних улицах. Те сотрудники органов госбезопасности, которые остались в живых и не попали в плен, по слухам, вместо Италии и Испании нашли прибежище в Ливии. И теперь Иона Илиеску и его Фронт национального спасения – группа, состоящая не только из бывших коммунистов, но и из мистиков и демагогов с криминальным прошлым, – приветствовали как «спасителей нации». Так же называли квазилегионерское правительство Антонеску, которое свергло короля Кароля II.

Но мало кто из нынешнего поколения журналистов читал книги, посвященные тому же самому месту предыдущим поколением журналистов[31]. Они преподносили румынскую революцию как уникальное явление, хотя на фоне современной истории Румынии в ней не было ничего уникального.

Я пробыл в отеле «Атене-Палас» лишь несколько дней. Потом положил в рюкзак другие книги, в основном британских авторов, которые путешествовали по румынской глубинке в первые десятилетия XX в., во времена королевы Марии и короля Кароля II. Там было что посмотреть. После Польши Румыния – самая крупная и густонаселенная страна бывшей восточноевропейской империи Советского Союза. В центре страны пролегают Карпатские горы, разделяя территорию на несколько заметно отличающихся регионов. В результате сельская Румыния гораздо более разнообразная и зрительно впечатляющая, чем Польша (или любая другая страна Восточной Европы), и гораздо менее исследованная. Мне хотелось понять, как пять лет нацизма, за которыми последовали четыре с половиной десятилетия сталинизма, повлияли на этот ландшафт и обитающее здесь население.

Итак, в начале весны 1990 г. одним ранним утром перед рассветом я вышел из вестибюля гостинцы «Атене-Палас» и направился в сторону железнодорожного вокзала.

Сиденья в темном и леденяще-холодном вагоне первого класса были драными и сломанными. На Северном вокзале Бухареста никакой еды не продавали. В поезде через несколько вагонов от моего я обнаружил буфет с жирным металлическим прилавком, где торговали черствыми пирожками и тепловатым, цвета печени, кофе. Я вспомнил князя Якимова, нищего русского аристократа из «Балканской трилогии» Оливии Мэннинг, наиболее симпатичного из всех персонажей: он «жевал сухие кексы из соевой муки и запивал серым кофе» в поезде, уходившем в 1940 г. с Северного вокзала в Трансильванию, где, по словам одного из его попутчиков, «есть вообще было нечего».

Трансильвания лежала на северо-западе. Я планировал попасть туда, но позже. Сейчас я направлялся на восток, к Черному морю, после чего намеревался повернуть на север, описать дугу против часовой стрелки по всей Румынии и вернуться в Бухарест. В вагоне поезда пахло цементной пылью, мочой, заплесневевшим сыром, колбасой, табаком, сливовицей, кислым потом и давно не стиранной одеждой. Это была странно теплая и даже уютная смесь, в целом совсем не такая противная, как составляющие ее компоненты. В той или иной степени она сопровождала меня во время всего путешествия по Румынии. В книге Мэннинг этот запах напомнил князю Якимову «несвежее пиво».

Вид из окна не менялся на протяжении двух часов: мрачная, плоская, пыльная земля, перемежающаяся зелеными полями. То тут, то там попадались здания зернохранилищ и многоэтажных жилых домов, стоящие по отдельности, как тюремные корпуса. Дешевые, быстро возводимые трущобы, из которых появлялись фигуры цвета грязи в головных платках или бурых шапках-ушанках. Это была историческая родина Румынии – Валахия, занимающая южную часть страны – от долины реки Жиу, угледобывающего региона страны на западе, и до Дуная на востоке.

Протяженность Дуная превышает любую из европейских рек, кроме Волги, и составляет более 2850 километров. Его исток – в Германии, в горах Шварцвальда (Черного Леса). Он протекает по территории семи стран[32] и впадает в Черное море. Таким образом, он представляет собой объединяющий символ: река надежды, вдохновения и клише. Воды Дуная «гармонизируют все разногласия и нации; его дух – это дух Пан-Европы», – пишет Уолтер Старки, ирландский чудак, который в 1929 г. путешествовал с цыганами по Венгрии и Румынии и чью книгу Raggle-Taggle я вез в своем рюкзаке.

Но я направлялся к забытому устью реки, которое мало кто из путешественников (и Старки в том числе) считал нужным посетить, особенно в последние десятилетия.

В большей своей части Дунай идиллически течет через альпийские луга Южной Германии и Австрии, затем мимо Будапешта и Белграда, а потом обозначает юго-западную границу Румынии с Югославией и южную границу с Болгарией. Но недалеко от Черного моря река меняет направление. Вместо того чтобы продолжаться как интернациональная река, Дунай вдруг приобретает чисто румынский характер: поворачивает на север, на протяжении полутора сотен километров протекает по Румынии и лишь потом снова поворачивает на восток и разбивается на мириады проток, которые и впадают в Черное море.

Мой поезд подошел к Дунаю в городе Чернаводэ (Черная вода), название которого зловеще напоминает Чернобыль. Здесь, в одной из самых сейсмоопасных зон в мире, Чаушеску решил построить первую в Румынии атомную электростанцию. АЭС должна была стать дополнением к уже действующим гидроэнергетическому и транспортному комплексам на Дунае, которые с 1949 г. были главным индустриальным «героическим проектом» румынских коммунистов, символизирующим, как говорилось в пропагандистской брошюре, «социалистический союз человека и техники».

Говорили, что Сталин во время встречи с лидером румынских железнодорожников Георге Георгиу-Дежем решил, что именно он должен править Румынией[33]. Ставя перед Георгиу-Дежем эту задачу в 1947 г., Сталин якобы дал ему совет: «Вам нужно занять народ. Дайте им для воплощения большой проект. Пусть построят канал или что-то в этом роде». Таким образом, Георгиу-Деж, который правил Румынией до своей смерти в 1965 г., обнародовал план по строительству канала Дунай – Черное море. В случае постройки канала грузовым судам не пришлось бы проходить дополнительные 400 километров на север, а затем на восток, поскольку канал протяженностью 65 километров должен был напрямую соединить Чернаводэ с румынским морским портом Констанца.