Кривотопь. Перевёртыш - Уилльям Риттер

Огоньки по краю пепельного круга засверкали. Другие водяные молча наблюдали за происходящим.

– Он гордился бы тобой, – крикнул Коул сквозь лианы. – Так гордился бы!

Пламя в груди Свечебородого вспыхнуло сильнее.

– Твой папа тоже гордился бы тобой, – ответил он. – Ты сто́ишь того, чтобы к тебе вернуться.

Огонь разросся, и Коул понял, что уже не может прямо смотреть на Свечебородого. Через мгновение лианы занялись пламенем. Со всех сторон танцующие огоньки пульсировали в такт с огнём Свечебородого, и скоро уже горели все заросли вокруг них.

Жар опалял щёки Тинна, но, даже когда пламя затанцевало над их головами, его охватило странное спокойствие. Страх и гнев растаяли, и в их отсутствие он увидел Существо другими глазами. Мерзкая тварь выглядела теперь очень маленькой. Она тянула тени ближе к себе, словно ребёнок, запихивающий одеяло под подбородок.

– Я видел тебя, – произнёс Тинн тихо. – Видел, какое ты под своим покровом. Всё хорошо. Тебе не нужно больше бояться.

НЕТ, резко ответило Существо, ТЫ НЕ ЗНАЕШЬ, ЧТО Я ТАКОЕ. Его саван, состоящий из теней, распадался на куски, линяя и сжимаясь на глазах Тинна. Существо, которое когда-то нависало на Тинном, теперь было не больше бродячей собаки, и продолжало уменьшаться. Оно изо всех сил тянуло к себе больше теней, и, когда оно это сделало, несколько ещё не сгоревших лиан вокруг площадки провисло и сморщилось. ЭТО ТЫ БОИШЬСЯ, проговорил его гулкий голос.

– Я раньше боялся, – кивнул Тинн. – Я боялся всего: леса, ведьмы, диких животных – и я боялся тебя. Но теперь не боюсь. И ты не должно бояться.

ЧТО ТЫ ДЕЛАЕШЬ? Эхо исчезло из голоса Существа, и он теперь звучал намного слабее. И выглядело оно теперь не больше перепачканной в саже домашней кошки в куче старых чёрных носков. Тени продолжали спадать с него и таять в пульсирующем огне, как осколки льда.

– Ты уже не в том месте, – сказал ему Тинн. – Ты свободно.

ПРЕКРАТИ ГОВОРИТЬ. НЕТ. НЕТ. НЕТ. Последние тени наконец отпали, и Существо осталось перед ними, нагое и дрожащее. Оно было не больше мыши, с острой, как у землеройки, мордочкой, а по бокам свисали оборванные уши.

Огонь угасал – так же быстро, как до этого разгорался. Лианы уже не шевелились, от них лишь изредка с хлопком отлетали искры да распадались прогоревшие стволы. Заросли были мертвы. Посреди кучек пепла трепетало крошечное побеждённое Существо.

Тинн наклонился и осторожно взял на руки дрожащее создание. Он чувствовал, как быстро бьётся его маленькое сердце.

– Я не хотел верить, что мы одинаковые, – сказал он Существу шёпотом. – Но ты право. Я тоже из такого места, которое не здесь и не там, оно в промежутке. Но за тобой так никто не пришёл, правда? Это несправедливо.

Существо попыталось высвободиться, но Тинн сомкнул руки, чтобы удержать его.

– Ты делало ужасные вещи. Не мне прощать тебя за то, что ты делало. Но мне жаль, что ты так страдало. Ты этого не заслуживало. Ты не заслуживало того, чтобы стать таким.

Дрожащее Существо повернуло глаза к Тинну – две чёрные блестящие бусинки. И тут оно осторожно открыло рот и с силой сомкнуло челюсти вокруг края ладони Тинна.

– Ой, – вскрикнул Тинн и выронил Существо, и оно быстро побежало между лианами.

– Отч! А ну назад, мелкий дьявол! – закричал Кулл и пустился вдогонку, пытаясь прихлопнуть эту тварь рукой или затоптать ногами, но безрезультатно: она юркнула под кучу пепла и углей.

Тинн потёр то место, где Существо укусило его. Оно болело и странно горело. Внезапно его начал придавливать вниз вес приключений, которые произошли за день, и голова его закружилась.

– С тобой всё в порядке? – спросил Коул, но его голос звучал как будто издалека.

Тинн посмотрел на свою ладонь. Кожа была мягкой – такой же мягкой, как ткань, из которой сшито платье его матери. По ней прошла волна, и она снова стала тускло-зелёной, а потом на его руке выше локтя пробились густые коричневые волосы. Он ничего не мог сделать, чтобы остановить эти изменения. Тинну становилось всё труднее дышать.

Его колени подогнулись, и через мгновение он почувствовал, как руки матери снова обхватили его. Он повис на ней. Даже в середине Леса Глубокого Мрака его мать пахла мукой, мёдом и… и домом. Тинн сонно улыбнулся. Он хотел заговорить, но слова потерялись, так и не достигнув его рта.

– Что с ним происходит? – спросила Энни.

– Мой перевёртыш, – ответил Кулл с трепетом, – возвращается.

Тинн смог повернуть голову, чтобы посмотреть на гоблина. Весь мир вокруг него вращался.

– Когда всё эт пройдёт, тыр будешь выглядеть так, как всегда должен был, парень, – обратился к нему гоблин. – Нашего роду и племени. Тыр наконец снова станешь одним из нас. Тыр станешь лучшим из нас.

Он улыбнулся Тинну зубастой улыбкой, которую он, наверное, считал ободряющей.

Тинн что-то чувствовал, но это не ободряло его. Он потрогал языком острые зубы во рту, и в животе у него всё сжалось. Он обратил свои блестящие глаза обратно на лицо матери. Оно исчезало словно в тумане. Тинн терял её. Он хотел заговорить, он хотел позвать её, прежде чем она пропадёт навсегда, но его горло свело, а сознание спуталось.

Мама произнесла одно слово, ровно в тот момент, когда его мир уже почти растворился. Это было всего одно слово, но оно было именно тем, что Тинну было необходимо услышать. Его тело ослабело, и мать держала его, обмякшего, на руках.

– Всегда, – повторяла она. – Всегда. Всегда. Всегда.

Путешествие к Орде Полой Скалы состояло для Тинна словно из волн и вспышек, во время которых он то терял сознание, то возвращался к реальности. На пути мелькали деревья, холмы и большие камни, и скоро он начал спускаться вниз по узкой тропинке вдоль поверхности крутой скалы. Коулу так понравилось бы всё это, сонно размышлял Тинн. А где Коул? Людям разрешается заходить к орде?

Когда Тинн снова открыл глаза, оказалось, что он смотрит на каменный потолок в тускло освещённой пещере. В воздухе пахло морской водой и чем-то сладким: шоколадом? Он сел. Под ним располагалась небольшая кровать. Его руки обработали лекарством и обернули мягкой тканью. Кожа под ней оказалась бледно-зеленоватого цвета, но она перестала меняться. Стали ли его пальцы короче? Во рту он всё ещё чувствовал острые клыки. Так, значит, он теперь стал таким? В нескольких метрах от него гоблин, на голове которого красовалась поношенная фетровая шляпа с охапкой приколотых по краю ярких перьев птички кардинала, разливал что-то из дымящегося медного чайника в глиняные чашки.

– А-а-а. Тыр проснулся совсем вовремя, парень, – мягко сказал гоблин.

– О-о-о. Ум-м-м. А кто ты?