Страсти по России. Смыслы русской истории и культуры сегодня - Евгений Александрович Костин

никто не мог и предположить той остроты кризиса, какой обнаружился сейчас (весь 2022 год), дополненный военно-техническим противостоянием между сторонами. Где слово «военное» явно побеждает слово «техническое». А неожиданность заключается в первую очередь в том, что никто из сторон не рассчитывал, даже за несколько месяцев до событий 24.02 (начало специальной военной операции на Украине), что и одна и другая стороны станут способны на решительные стратегически субъектно-исторические действия.

В таком раскладе даже нельзя понять – для кого эта определенность поведения стала большей неожиданностью, то ли для Запада, то ли для России. С одной стороны, Запад по большому счету списал Россию с мировой повестки дня, как исторического актора, его ролью считалось проведение имитационных шагов по поддержанию своего статуса великой военной державы с оглядкой, большей частью, на предшествующий опыт. На этом пути были и свои победы, вроде проведения операции в Сирии, какая показала даже не столько увеличившуюся роль России на Ближнем Востоке, сколько неспособность Запада что-либо реально этому противопоставить.

Известные логистические трудности, с какими столкнулась Россия на этом треке, как раз показывали ограниченность ресурсов страны для доминирования в важном регионе мира, но русские сделали свой неожиданный шаг, и за счет стратегической неожиданности, за счет продуманной военной тактики достигли ощутимых преференций в Сирии и вынудили считаться с собой не столько страны Запада, но главным образом, арабский мир и, частично, Турцию.

Невнятная же реакция западных политиков, США, прежде всего, показала объективно существующие провалы в общей концепции глобального мира, каким Запад был призван управлять. Это стало сюрпризом, как для России, так и для западных политиков. Историческая активность Запада была явно пониженного градуса и не предполагала какого-то определенного ответа на шаги России. Собственно, отсутствие четкой и продуманной концепции в поведении США по отношению к региону Ближнего Востока было видно по кампании в Афганистане, а до этого по иракской войне и событиям в Ливии: устраивая одну заварушку за другой, Запад (США) не особенно и задумывался, к чему эти инвазии приведут в исторической перспективе и каким будет реальное воздействие западной цивилизации на эти критически важные с точки зрения ресурсов районы мира.

С другой стороны, и сама Россия не была готова в полной мере к историческому «творчеству» в столь радикальном виде, какой она предложила для решения украинского кризиса. Очевидно было, что состояние скрытой конфронтации с Западом по разлому Украины с уже отошедшим к Москве Крымом, с немалой частью территории Донбасса, могло длиться десятилетиями. Накачивание Украины западным оружием стратегически нивелировалось наличием ядерного оружия у России, какое она в тактическом варианте могла применить на Украине в случае, если бы посчитала, чтобы с ее территории исходит экзистенциальная угроза своему существованию.

Сама идея, что сорокамиллионная Украина захочет отбить силой то, что было ею потеряно после 2014 года, представляется маловероятной, думается, что таким образом Запад создал бы излюбленную конструкцию давления на соперника путем создания потенциальных угроз, отвлекая его ресурсы, тормозя развитие экономики и создавая состояние опасности и дискомфорта. Никаких красных линий ни Украина, ни Запад не перешли бы, боясь выступить в глазах мирового сообщества чистой воды агрессором, даже если учитывать тот факт, что они претендуют на «возвращение» своих исконных территорий.

Никто же не выгонял Турцию из НАТО и не прекращал действие приглашения на вступление в ЕС после 1974 года, оккупации ею северной части Кипра. Все понемногу привыкли к данной ситуации, и сегодня западные граждане, особенно англичане, с удовольствием отдыхают на курортах Кирении и выкупают там в массовом порядке недвижимость.

Тем более, как подчеркивается практически во всех геополитических штудиях, главной угрозой для себя Запад видит Китай, а не Россию. И поэтому устраивание себе двух фронтов конфликта – одного с Россией из-за Украины, а второго с Китаем из-за Тайваня, для США абсолютно неприемлемый вариант. Сложилась ситуация геополитического цугцванга, когда каждый последующий ход лишь ухудшает положение фигур на мировой шахматной доске, что характерно сейчас и для России и для Запада в целом (США в основном).

И возникает вопрос «мальчика» из сказки Андерсена, а как так случилось, что ситуация стала настолько неприемлемой для каждой из сторон, что непонятно, каким образом из нее выбраться? Внешне видно, что на данном этапе главным бенефициаром всех этих процессов является, без сомнения, Китай, с единственной оговоркой, что с его точки зрения подобное столкновение России и западного мира произошло слишком рано, пока он, Китай, не укрепился окончательно в политическом смысле (перемены в управлении государством, принципы (не) сменяемости власти и пр.) и военном, в главную очередь.

Продолжая вопросы «от мальчика», можно обратить внимание на обстоятельство, связанное с тем, что в последнее время политологи и историки с обеих сторон как бы сменили регистр своих высказываний и перешли на уровни общекультурного и цивилизационного сопоставления и анализа. То с одной стороны, то с другой, поднимаются вопросы о характере христианского мировоззрения участников конфликта, о наличии громадного количества факторов, толкающих конкретных людей к продолжению войны и непосредственному участию в ней (значительное число добровольцев с обеих сторон), связанных с национальной психологией (а то и патопсихологией), учет ментальных черт противника, с полным их отторжением, намеренное провоцирование атмосферы ненависти и вражды с проповедью физического истребления врага, разрушения его жилища, уничтожения имущества. В определенном отношении обнажились архаические этно-национальные черты характера людей, произошло внезапное обращение к прежним историческим периодам, в которых можно разглядеть известное доминирование представителей одного этноса над другими, пробуждение отвратительных чувств ксенофобии, включая антисемитизм, русофобию и антиукраинизм. Все это вместе взятое напоминает ужасное состояние умов в мире перед и в период второй мировой войны, когда многие военные решения часто принимались, причем с обеих сторон, руководствуясь набором психологических, национальных, ментальных характеристик врага.

«Варваризация» процессов конфликта, о котором идет речь, налицо, подключены к провоенной риторике самые откровенные и мракобесные утверждения о неполноценности враждебного этноса (этносов), о необходимости его физического (в биологическом смысле) уничтожения безо всяких отсылок не то что к правилам войны, прописанным во всяких женевских конвенциях, но к прямому и нормальному человеческому милосердию. Сама допустимость этих способов ведения войны и т а к о й ее вербализации закладывает мину под нормальные правила военного противостояния и разрушает культурно-психологический и ментальный ландшафт как восточнославянской, так и западной цивилизаций. Последствия этих процессов плохо просчитываются еще и потому, что Запад не готов к тотальному противостоянию с Россией.

Эсхатологические настроения, обвинение одной стороной другую в сатанизме, следовании культам чуть ли не языческого порядка, проведении всякого рода шаманских и колдовских процедур для одержания