Чудо - Владимир Алексеев

– Все будет, – буркнул Пафнутий себе под нос и побежал инструктировать детей.

Я решил, что пора и мне как следует подготовиться, и пошел переодеваться в парадный халат. По дороге я встретил Кузнецова, дающего распоряжения насчет встречи ВИП-гостей, охраны трибуны и шатров.

– Похоже, у говнюка все почти готово, – сказал я.

– Борис Андреевич, вы должны знать, – сказал Кузнецов заговорщически тихо. – На сбитых дронах есть символы. Я сообщил командованию, но они, наверное, решили, что я спятил. Даже не попросили усилить охрану.

Я весь обратился во внимание.

– Какие символы? Да. Ну там что-то в виде лошади, нарисованной сбоку. Но у нее голова странная, похожа на змею. Вот, посмотрите.

Я посмотрел на фото.

– Это Сирруш. – сказал я.

– Что?! – От Кузнецова пахнуло сильным перегаром.

– Да вы пьяны, командир. Соберитесь, прошу вас.

– Нет, я выпил совсем немного, просто чтобы сосредоточиться перед приездом гостей. Меня все время отвлекают.

– Где у вас тут наливают? Дайте-ка и мне глоточек. Чтобы сосредоточиться, – сказал я.

Мы пошли в его кабинет.

– Сирруш, – начал я по пути, – это дракон из шумеро-аккадской мифологии. Изображенный, между прочим, на Вратах Иштар. Точно как на вашем рисунке.

– Вы сами видели?

– Много раз, дорогой командир. А знаете…

Мы зашли в кабинет.

– Говорят, – я поднял палец вверх, – вы наливайте, наливайте…

– Водку или коньяк предпочитаете?

– Сегодня, пожалуй, водку. От коньяка голова потом болит. Так вот, говорят, что у вас тут где-то космодром строят? А? – Я посмотрел ему в глаза, но в них ничего не отражалось, кроме желания поскорее выпить, и даже мой вопрос никак не изменил их выражения.

Кузнецов протянул мне рюмку.

– Ну, за апокалипсис, – сказал он, взбодрившись.

– Давайте.

Мы выпили.

– Так что насчет космодрома?

– Да, – отозвался командир, закусывая зеленым луком, – хотят построить, но пока так и не приступили.

– Но ведь Разлом активно исследуют? Почву проверяют?

Я тоже решил от лука не отказываться, только макнул его в соль.

– Это да.

– А где? Что-то я тут не вижу ничего.

Кузнецов как-то замер и посмотрел на меня.

– Ну, да. Все верно. Пробы брали там, где сейчас самая северная точка Разлома. А потом все просто свернули и уехали. Тогда же вызвали других ученых.

– Армстронг?

– Да. – Он налил мне еще, а потом себе. – Выпьем? Может быть, за Христа непосредственно? Все-таки Спаситель.

– Стоящий тост, – сказал я и быстро выпил, стукнув рюмкой о стол. – Послушайте, Кузнецов, и все же. Правильно ли я понял, что космодром хотели строить непосредственно рядом с частью?

– В пяти километрах на север. Но пробы брали за периметром тоже. Много исследовали.

– А потом в том месте, где брали пробы, образовался Разлом?

Кузнецов дважды моргнул и сплюнул.

– Ну, это как-то натянуто, – сказал он. – Под таким углом мы… не рассматривали… Не думали. Все было прямо наоборот. – Тут он начал говорить по слогам, как будто вспоминал: – Там, где случился Разлом, уже нельзя ничего было строить. И они уехали.

– Прелестно, – сказал я. – Налейте еще.

Он налил, и мы снова выпили.

– Командир, а можно нескромный вопрос? – Я смотрел на командира, а командир в этот момент искал на столе чем закусить.

– Так точно.

– Вы когда-нибудь слышали про Иштар?

Он помедлил.

– Звучит знакомо. А что это?

– Бог или богиня. – Видя непонимание, я добавил: – Тоже из древней мифологии.

– Как дракон?

– Ну да. Как дракон, Мардук или Хумбаба. Слышали что-то?

– Не помню, – сказал решительно Кузнецов. – Но если вы интересуетесь богами, то у нас среди солдат завелся свой.

– Как это?

– Мы его прозвали Посейдон. Представляете, – он уже сильно окосел, – может под водой вообще обходиться без воздуха. И пять минут, и семь. Больше мы не заставляли, страшновато. Вдруг утонет.

– Любопытно, – сказал я, хотя, конечно, мне это было уже совершенно неинтересно. – Пожалуй, я пойду. Удачи вам с ВИП-гостями.

– Благодарю, – сказал Кузнецов, наливая сам себе.

…Что вещи приобретают смысл, хотя вера была все еще очень слаба. Врач сказал, что Лазарев очнется через пару часов. И лучше дать ему поспать. Вот кто мог бы мне теперь помочь, подумал я. И мы решили подождать. Между делом, не рассчитывая на успех, я дал задание своему штабу пробить данные на Екатерину Армстронг. К счастью, ее редкая фамилия позволяла сделать это довольно быстро. Уже через пятнадцать минут мне сообщили, что в биографии семьи ученой есть интересный эпизод.

– Борис Андреевич, – начала помощница, – ее деда звали Георг Армстронг.

– Секундочку, тот самый?

– Смотря кого вы имеете в виду?

– Хорошо, продолжайте.

– Вдохните поглубже, Борис Андреевич. – Помощница кровожадно хихикнула. – Он был специалист по рекламе на радио, который раскрутил «конец света» как бренд.

– Будь я проклят! – как-то само собой вырвалось у меня.

– Как вы думаете, сколько раз этот человек предсказывал конец света?

– Только не говори, что больше одного раза. Нет же?

– Больше!

– Два? – сказал я. – Как это возможно? Если ты один раз предсказал Апокалипсис, потом в назначенный день он не наступил, то… Ну кто тебе поверит?

– Борис Андреевич, я же сказала, он был радиоведущий, да еще и рекламщик. Ну что ему стоило?

– Секундочку. Предсказывать можно и сотню раз, – запротестовал я. – И я мог бы делать это каждый день.

– Но не так, как он. Каждый раз Армстронгу удавалось делать так, что находились последователи, которые реально верили в его предсказания, продавали жилье, раздавали все деньги, все имущество и все такое.

– Матерь Божья, – сказал я. – Странно, что его вообще не убили за это.

– Он был очень милый старикан, судя по фото. И, представляете, очень убедительный. И часами, часами промывал людям мозги через радио.

– Хорошо, два раза.

– Это ваше последнее слово?

– Неужели три? – сказал я просто, чтобы не выглядеть трусливым.