Кадавры - Алексей Валерьевич Поляринов

И мы, конечно же, ожидали, что москали попросят помощи у Китая. — Он выдержал паузу. — Но не думали, что Китай поможет. Это нас и подвело. Пекин предложил Москве сделку: нас не хотели отпускать и удержать не могли, и в итоге просто продали Китаю, как будто мы — товар, рабы. — Он помолчал, затем поднял кулак с символом КОДА на предплечье. — Но ничего, мы еще поборемся.

Они проехали разрушенный район по касательной, дорога закончилась, автомобиль натужно, завывая мотором, пробуксовывая, взбирался вверх по насыпи, деревья ветками скребли по стеклам. Они въехали на серпантин — впереди стояли бетонные блоки, а дальше обрыв, дорога осыпалась. Мурат открыл дверь и вышел из машины.

— Тут чутка осталось, пешком дойдем.

Он открыл багажник, помог Даше надеть рюкзак с оборудованием и взгромоздил себе на спину второй рюкзак и чехлы со штативами.

— Вам точно все это нужно?

— К сожалению, да, — сказала Даша.

Они обошли обрыв по краю, цепляясь за вбитые в стену металлические скобы, и двинулись дальше по серпантину. Когда подошли к входу в первую штольню, Даша услышала гул, штольня как будто дышала холодом — дувший из нее ветер пробирал до костей. Штольня, впрочем, не выглядела заброшенной — рядом на стене кто-то нарисовал граффити, чуть дальше — кострище и несколько пеньков, которые явно использовали как стульчики. Вокруг кострища валялись бутылки и упаковки от чипсов.

— Молодежь тут шарится, сами понимаете. Но это не наша штольня. Наша — дальше.

Они двинулись дальше по серпантину. Даша была в темных очках и бейсболке, но солнце здесь, на склоне, шарашило так, что даже сквозь поляризованные линзы смотреть вниз, на город, было невыносимо.

— А долго нам идти?

— Не, минут двадцать.

«Ну, двадцать минут я выдержу», — подумала Даша и даже приободрилась. Они шли дальше, серпантин зловеще сужался, а иногда и вовсе прерывался, и им приходилось перешагивать через осыпи по проложенным тут доскам и палетам, цепляться за вбитые в породу металлические скобы, ржавые и разболтанные. Прошло двадцать минут, потом еще двадцать, а потом еще два раза по двадцать. Даша спросила, сколько еще идти.

— Минут двадцать, — сказал Мурат.

— Какое-то у вас квантовое время. Двадцать минут было полтора часа назад.

— Это если идти в моем темпе, — спокойно ответил он.

У Даши ломило колени, ныла спина, ей страшно хотелось присесть отдохнуть, но почему-то было стыдно попросить о привале. Она терпела и молча шла за Муратом, хваталась за скобы и, раскачиваясь, как бычок из стишка, шагала по перекинутым через провалы доскам.

Мурат обернулся на нее.

— Может, хотите отдохнуть? — его взгляд был полон жалости.

— Нормально, — сказала Даша, — всего двадцать минут идти. Справлюсь.

Когда они дошли до плато, Мурат шагнул к краю и встал, уперев руки в бока. Глубоко вдохнул.

— Вот это вид, а?

Даша бросила взгляд вниз — город в голубоватой дымке.

— Да, — равнодушно сказала она.

— Хотите, помогу снять рюкзак?

— А мы что — пришли?

— Да, вот наша штольня.

Даша обернулась и увидела черную дыру в породе — узкую, низкую, пролезть можно только на коленях.

— Слава богу, — выдохнула она и сбросила рюкзак на землю. Отцепила карабин с флягой и залпом выпила всю воду.

— Это только вход узкий, внутри посвободнее будет, — сказал Мурат, заметив, как она смотрит на черный провал.

Он тоже скинул рюкзак, снял с карабина две висящие на нем каски с фонарями на лбу. Одну протянул Даше. Даша надела каску и включила фонарь — длинный, прямой луч желтого света ударил в темноту.

Они вошли. Холодный ветер бил в лицо, у Даши застучали зубы. На жаре ее футболка пропиталась потом на спине и под мышками, и теперь вход в ледяную пещеру не сулил ничего хорошего: «Здравствуй, насморк и пневмония», — подумала она. Мурат шагал впереди. Даша видела, как медленно движется вдоль стен луч его фонаря. На стенах ясно виднелись старые, выцветшие похабные граффити и надписи баллончиком вроде «хлеба нет, есть только соль» и «здесь был Вова».

Во время первой экспедиции двенадцать лет назад Даша не ездила в Армавир — здешнюю мортальную аномалию обнаружили позже, лет семь назад или около того. «Соляной столп» — так его тут называли, и когда свет фонаря высветил его из темноты, Даша поняла почему: кадавр был абсолютно белый, покрытый корками, будто его запекли в соли. Соляной столп как он есть.

Но не это было главное: Даша подошла поближе, достала диктофон и начала надиктовывать текст для отчета:

— МА-112, подтверждаю следы вандализма, в тело вбиты гвозди, — она пригляделась. — Гвозди необычные, длинные, на стержнях видны узоры, гравировка. Гвозди вбиты в плоть не до конца — стержни торчат примерно на шесть-семь сантиметров. Три гвоздя вбиты в затылок, один — в левый висок, еще один над ухом, третий вбит в основание челюстной кости, два гвоздя вбиты в шею. Итого: восемь гвоздей. На стержнях и шляпках видны кристаллы соли. — Даша огляделась. — Выброс соли довольно серьезный. Фотографии приложу к отчету.

Свет фонаря упал на стену прямо за искалеченным кадавром, и Даша увидела рисунок, настоящий мурал метра три высотой: мужчина с золотым ореолом вокруг головы и с молотком в руке.

— Опять ты, — пробормотала она.

Она указала пальцем на рисунок.

— Я уже видела этот образ. Может, знаете, кто их рисует?

Мурат посмотрел на стену со скучающим видом.

— Да Хлебников это. Художник местный. Гвозди — тоже его работа.

— А где он живет? Могу я с ним поговорить?

— С ним — не знаю. Он в коммуне живет. Есть тут у нас сообщество такое, группа художников, заняли старый дом на окраине, живут как люмпены, делают дичь. Хлебников самый из них ебнутый.

>>>

Матвей ждал ее возле гостиницы. Тут, во дворе, зажатом между двумя хрущевками, помещалась крохотная детская площадка с песочницей и