В старом свете - Владимир Владмели

– А если нет?

– Шутите, Егор Кузьмич. Ведь у нас любая организация имеет полную свободу поддерживать решения партии и правительства. Это её гражданский долг и почётная обязанность.

– Хорошо, действуй.

На следующий день к колхозному кинотеатру подкатил кортеж из нескольких правительственных машин. После рукопожатий Василий Николаевич вручил Слепачёву огромные ножницы и почётный гость разрезал широкую жёлтую ленточку, которой милиция обычно огораживает место преступления. Затем Горюнов повёл делегацию к самому главному экспонату. Картина была выдержана в стиле парадного портрета XIX века и произвела очень сильное впечатление на Слепачёва. С гораздо меньшим интересом он рассматривал пейзажи с видами Подмосковья и слушал рассказ художника. Усыпив, таким образом, его бдительность, Василий Николаевич подвёл делегацию к «Искушению Христа».

Генеральный, который до этого издавал доброжелательные междометия и одобрительно кивал головой, замолчал и уставился на огромное полотно. Заречный тоже затаил дыхание. Он не успел посмотреть экспозицию заранее и не знал, какой сюрприз ему приготовил художник. Теперь он проклинал свою неосмотрительность. Горюнов же, не давая зрителям опомниться, начал описывать свою лучшую картину в благоприятно-атеистическом свете, а в конце отпустил двусмысленную шуточку по поводу Христа, которому несмотря на святость ничто человеческое не чуждо. Все ждали реакции Слепачёва. Он подумал немного, остановил взгляд на председателе колхоза и сказал:

– Ну, уж если Христос не мог устоять, то нам тем более простительно. Может и мы пойдём в баньку с грешницами?

– Дак ведь у меня на всех не хватит, – вырвалось у Заречного.

Его искренняя растерянность вызвала хохот гостей, а когда все успокоились, Генеральный спросил:

– Ну, хоть обедом ты нас накормишь?

– Это конечно, это пожалуйста, – обрадовался Егор Кузьмич, – только ведь теперь время такое, что без разрешения сверху, – он приложил палец к губам, а потом показал на потолок, – спиртного не будет.

– Спиртного и не надо, – отрезал Слепачёв, – обойдёмся минеральной водой.

Во время банкета вместо вина подавали соки и все, кроме Меченного, с таким трудом изображали удовольствие, что на них было больно смотреть. Горюнов же наблюдал за соратниками Минерального секретаря очень внимательно, запоминая выражение лица каждого, а вернувшись домой, до утра рисовал их портреты. Впоследствии он выставил эти рисунки, озаглавив цикл «Страдания на пути к коммунизму».

Он уже однажды видел эти страдания, когда был на свадьбе Арутюнова. Его патрон женился тогда в пятый раз и пригласил на торжество своих коллег из руководства Союза художников. Ради шутки он перед началом церемонии объявил, что его свадьбу собирается посетить Михаил Сергеевич Слепачёв и поэтому её пришлось сделать безалкогольной. Но это и хорошо, ибо ещё со времён Римской империи известно, что «дети первой брачной ночи» из-за неумеренного потребления спиртного иногда рождаются с дефектами, а он хочет, чтобы его наследники были здоровыми членами советского общества.

Гости, увидев что чокаться приходится соками, сильно погрустнели и глаза их выразили такую же тоску, как и глаза соратников Слепачёва. Больше всех тогда расстроился сам Вася. В сердцах он сказал, что если логически продолжить рассуждения молодожёна, то от безалкогольной свадьбы следует перейти к беспорочному зачатию. Арутюнов, замахав руками, возразил, что на это он не подписывался и по его команде официанты внесли спиртное. Тогда Горюнову не удалось запечатлеть кислые физиономии своих коллег, но они ещё долго стояли у него перед глазами.

Через несколько дней появилась большая статья в газете «Правда» об открытии выставки в Подмосковном колхозе и о посещении выставки правительственной делегацией. В статье давалась подробная биография Горюнова, рассказывалось об испытаниях, которые ему пришлось вынести, и положительно оценивалось его творчество, которое отражало все этапы его жизни, от религиозных до атеистических. Упоминание о религии, которая в то время официально всё ещё считалась опиумом для народа, подогрело интерес к выставке и в ДК колхоза-миллионера непрерывным потоком хлынули посетители. Картины Василия Горюнова получили признание, а вскоре его персональная выставка была устроена и в Манеже. Эти события повлияли на местного судью и он заставил завод выплатить Горюнову всю требуемую адвокатом сумму.

Колхозник Горюнов на радостях устроил банкет. Борис хотел воспользоваться случаем и при всех в специальном тосте поблагодарить Льва Абрамовича за помощь, которую тот оказал его другу, но на вечеринке удобного случая не представилось, а на следующий день Боря вместе со своими студентами поехал в колхоз.

Работа в колхозе была самой трудной частью педагогической деятельности и преподаватели пользовались любым предлогом, чтобы её избежать. Управиться с подростками, в которых играли гормоны, было нелегко даже во время урока в техникуме, а уж вдали от дома заставить их собирать картошку днём и следить, чтобы они не гуляли ночью, было почти невозможно. Но Боря ездил на осенне-полевые работы с удовольствием. Там студенты были с ним более откровенны и ему льстило их доверие.

Предпоследний день работы в колхозе начался как обычно. Студенты не особенно стремились проявить трудовой энтузиазм, а преподаватели не очень их к этому вынуждали. После обеда все приехали на поле и стали собирать картошку. Боря хотел присоединиться к одной из бригад, но у него вдруг всё поплыло перед глазами и, почувствовав необычную слабость, он медленно опустился на землю.

– Что с вами, Борис Яковлевич, – спросил кто-то, – может врача вызвать?

– Какой к чёрту врач, – подумал Боря, – здесь труп сгниёт пока кто-нибудь приедет. Он не мог понять, что произошло, но когда он пытался встать, колени сами собой подгибались. Конечно, человеческий организм штука сложная и в нём случаются разные отклонения, однако у него эти отклонения происходили исключительно редко и он почти всегда знал от чего. А сегодня не знал… или только хотел себя убедить, что не знает? Он опять попробовал подняться, но у него закружилась голова и он вновь сел на землю. Наверное, это всё из-за Ларисы.

* * *

Она была студенткой третьего курса и даже не пыталась скрывать, что он ей нравится. Боря отвечал на её внимание только тем, что старался пореже вызывать к доске. Летом она вышла замуж, а вернувшись на учёбу, отправилась в колхоз. При желании она могла бы легко освободиться от сельскохозяйственных работ, но не ударила для этого пальцем о палец. Она не хотела оставаться дома и приехала сюда, чтобы также как и её товарищи, насладиться свободой. Боря прекрасно её понимал, потому что хорошо помнил время, когда сам учился в институте и ездил на картошку. Теперь же для него было важно, чтобы студенты нормально работали днём и давали ему отдыхать ночью. Конечно, он бы предпочёл спокойную и размеренную жизнь дома, со всеми удобствами, но не очень расстраивался, когда приходилось отбывать двухнедельную трудовую повинность в поле. Директор техникума, приехавший посмотреть, как они работают, очень настойчиво просил Борю остаться ещё на две недели. Отказать ему было нельзя, потому что от него зависела зарплата. Боря попытался добиться у него разрешения хотя бы на день съездить домой, чтобы отмокнуть в ванной и побыть с женой. Но директор стал убеждать его, что добираться сюда очень долго и игра не стоит свеч, а оставлять студентов на двух молоденьких преподавательниц рискованно. Студенты могут разнести колхоз за пять минут. Уже перед самым отъездом директор, как бы вспомнив не очень важную новость, добавил, что Поланский попал в больницу с микроинфарктом, но вроде бы ничего страшного ему не угрожает.