Русалка на суше - Мария Максонова

На палубу взлетела на волне, не замедляясь - как только корабль не перевернула. Тут же велела кипятить воду и тащить ко мне в комнату срочно. Один из полуорков понятливо метнулся в камбуз, а я потащила девушку в свою каюту и, уложив в ванной на пол, принялась выпутывать ее из холодной мокрой одежды. Здоровенную кастрюлю кипятка притащил Хэрас:

- Вылей воду в ванну, - велела я полуорку.

Идущий за ним следом Гарт, увидев полуобнаженную девушку на полу, густо покраснел и отвернулся, но не вышел:

- Что случилось? Я велел поставить еще кастрюлю воды.

Я потрогала воду, уже разбавленную пресной холодной водой, рукой, но нахмурилась себе не доверяя:

- Да, пусть подогреют еще пару больших кастрюль, - велела, и полуорк убежал выполнять поручение. Я посмотрела на девушку в исподней рубашке, на Гарта, стоящего спиной. -Потрогай воду пожалуйста, она достаточно теплая, чтобы согреть девушку?

Он замялся:

- А ты сама не чувствуешь?..

- Я не чувствую холода, - призналась растеряно, - а то как бы я плавала в зимнем море? Давай уже, я ее ведь до нога не раздела.

Он все равно двигался кое-как, стараясь поворачиваться к нам то боком, то спиной, чтобы пройти к ванной и попробовать воду рукой.

- Холодновато, - признался растерянно.

Сперва ждали полуорка с новой порцией воды, потом мужики наводили теплую воду в ванной, а я сидела обнимая девушку, завернутую в сдернутое с кровати покрывало, стараясь как-то согреть. Наконец, ванна была наполнена в меру горячей водой (я вовремя вспомнила, что сильно горячие ванны беременным вредны), и я осталась со своей спасенной наедине. Выпутала ее из одеяла, но снимать последнюю одежку в виде нижней рубашки и панталон не стала, прямо так погрузила в теплую воду и похлопала по щекам, пытаясь привести в сознание.

Огромные голубые глаза распахнулись и удивленно уставились на меня:

- Я сплю? Или умерла?

- Ни то, ни другое, - качнула я головой. - Меня зовут Арина, и теперь ты под моей опекой, потому что я тебя спасла.

- Как? - она растерялась.

- Ты хотела убить себя, тебе твоя жизнь была не нужна. А я спасла, значит теперь твоя жизнь по нашим законам принадлежит мне. Понятно?

- Ты меня убьешь? - ее глаза стали наполняться слезами.

- Нет, но ты будешь меня слушаться, пока я не решу, что ты достаточно выросла, чтобы тебя отпустить. Поэтому слушай мой первой приказ... - я сделала паузу, а потом тяжело выдохнула: - рассказывай. Что с тобой стряслось?

История была проста, как две копейки. Маленькая деревенька, где жил одинокий учитель с дочерью. Мать их бросила, укатив в новую жизнь в качестве любовницы заезжего торговца - дочь ей в новой роли содержанки была не нужна, да и отец не поощрял общение между девочкой и загулявшей матерью, испортившей себе (да и дочери заодно) репутацию своим поступком. Сам он занимался всем, чем мог зарабатывать образованный человек в провинциальной деревеньке: учил детей грамоте, писал за взрослых письма, зачитывал новые постановления и законы, помогал платить налоги, оформлять документы и многое-многое другое. Своему делу обучил и дочь, за неимением других наследников.

Девушка выросла и в семнадцать сдала сама экзамен, получила патент на преподавание. Только вот двое учителей в одной деревне - это слишком большая роскошь. Домашней учительницей или гувернанткой в богатый дом отец сам ее не отпустил, вместо этого через ассоциацию работников образования подобрал такое же тихое и безопасное местечко, как то, которое имел сам.

И жила бы она там спокойно и благополучно всю жизнь: учила детей, приняла бы предложение от какого-нибудь мелкого торговца и удачливого рыбака, да только случилось так, что занесло в их бухту случайным штормом большой купеческий корабль, да еще и не рассчитал капитан - сел корабль на мель. Повреждения были не сильные, корабль не затонул, но пришлось потратить время на ремонт.

И с кем было проводить время образованному молодому красавчику-капитану, как не с самой образованной женщиной в деревне. Он и предложение ей сделал, и браслет подарил, обещал вернуться вскоре... вскружить голову наивной девятнадцатилетней девчонке было легко. А уплыв «чтобы сдать груз» доблестный капитан просто не вернулся: ни через месяц, ни через два, ни через три, ни позже...

А в деревне тем временем постепенно начали подозревать что-то. Сперва это были просто шепотки, потом некоторые из родителей перестали пускать девочек в школу, опасаясь плохого влияния учительницы, все меньше стало у нее дополнительных заработков, все чаще крестьяне предпочитали спросить совета у кого угодно: поверить заезжему торговцу, потратить несколько дней на поездку в другое село, только бы не общаться с учительницей. Она стала чувствовать себя парией, надеялась, пыталась скрывать свое положение за более объемной одеждой, но все было тщетно.

Отчаявшись, написала отцу, прося совета. А тот в ответе написал, что она такая же дура, как и ее мать, повелась на красивые россказни вместо того, чтобы беречь честь до свадьбы, и что зря он ее учил, а надо было сразу замуж выдать за первого попавшегося

крестьянина, раз мозгов нет, чтобы жить самостоятельно. В общем, много чего написал. И только после этого письма она, наконец, осознала, поняла, что все действительно так, что она дура наивная, раз поверила тому капитану. Сколько таких историй слышала - а ума не хватило.

В деревне у нее подруг не было, но были хорошие знакомые, и шепотом одна из них на тайной встрече (общаться публично родители им уже запрещали) сказала, что есть средство, что можно избавиться от позора... но она не смогла убить дитя.

Она хотела быть сильной, хотела все перенести с честью. Не убьют же ее, не побьют камнями, как в далекой древности. Деньги она особенно из жалования не тратила, так что кое-что скопила на жизнь. Могла сама кое-как перекантоваться, переждать...

Она не думала, что деревенские додумаются написать жалобу на нее в гильдию образования «за неподобающее поведение». И ее уволили, а заодно и велели освободить дом при школе поскорее. И ведь нового учителя гильдия еще нескоро пришлет - никто не горел желанием ехать в глушь, но деревенские решили уж лучше лишить своих детей образования совсем, чем терпеть в селе «гулящую учительницу». И даже в город никто ее подвезти на своей телеге отвезти не хотел, и жалования больше не поступало, и даже за последний месяц не заплатили, а отец больше не отвечал на письма.

Тут-то она и не выдержала.

- Как тебя зовут-то, горе мое? - вздохнула я тяжело, расчесывая длинные светло-русые волосы перламутровым гребнем, одновременно собирая с них воду.

- Барабура, - девчонка оглянулась, сверкнув на меня огромными голубыми глазищами.

- Буду звать тебя Барби, - решила я, усмехнувшись, и заплела свободную косу. Кукла и есть.