Море вверху, солнце внизу - Джордж Салис

вдыхал и выдыхал студеный воздух. Частицы объединились в облачка из точек, и в каждой вспыхнул микроскопический уголек, как загорается от искры клок шерсти. Вдалеке они засияли белым светом, пока небо смыкалось над головой всё более непроглядной чернотой. От пустоты потянуло металлом. Земля под ногами задрожала, а затем, должно быть, вовсе развалилась, рухнув в бездну. Я посмотрел вниз и убедился, что так оно и было. Да, земля провалилась. Я парил. Темнота внизу была очень чистой и теплой. Я почувствовал, что не один, как тогда на пляже, и поднял глаза. Над головой растянулся Млечный путь. Пыль превратилась в звезды, земля — в планеты. Моя кожа трепетала в унисон с этими сияющими точками. Я ощутил, что притяжение отпускает меня, и я подплываю всё ближе и ближе. Сквозь темноту, припорошенную огоньками, я провалился в одну точку, в солнце.

12-е февраля

Я записал свой сон, потому что в тот день со мной что-то произошло. Но к концу записи я был настолько истощенным, что не мог продолжать. Перечитывая ее сейчас, я чувствую злость и разочарование. Другой рукой я сжимаю четки так, что они врезаются в ладонь. Как я могу писать так… какое же слово подобрать? Поэтически? Как я могу писать так, когда моя дочь мертва? Лишь сны способны заставить, и поэтому мне начинает казаться, что сны, в лучшем случае, есть отвлечение или, в худшем, то, что меня убьет. Но, если я собираюсь выполнить это, что бы оно ни значило, я должен остановить фантазии. Я расскажу, что изначально заставило меня записать свой сон. Когда прозвенел будильник, а он каким-то образом подключен к радиоприемнику, начался любопытный репортаж, который я позже обнаружил в газете:

Обсерватория НАСА, для изучения солнечной активности круглосуточно наблюдающая за Солнцем, запечатлела одну из самых значительных вспышек за всю историю. Пик радиационного излучения пришелся на 3 часа утра на правой стороне Солнца, и вспышке была присвоена категория класса Х5.1. Всемирно известный космолог доктор Нисон прокомментировал это следующим образом: «Суть случившегося — показать, что именно Солнцу мы обязаны жизнью, в прямом и переносном смысле, оно источник света, жизни, гарант нашего существования. Но, как я уже говорил, Вселенная всеми силами старается нас уничтожить. Она на мгновение даст нам жизнь, короткий трепетный миг, а затем сама его оборвет. Что касается Солнца, то подобная вспышка способна превратить планету в пепел быстрее, чем вы намажете хлеб маслом, но для Солнца она сравнима с зачатком зевка, с едва заметным потягиванием поутру».

Прошлое воскресенье — именно тогда я видел тот сон, 3 часа утра — самый разгар моего забытья. Какое совпадение, что я влетел в Солнце и за этим последовала сильнейшая вспышка. Это заставляет меня задуматься, и это могло бы многое объяснить, если бы часть меня, моя душа, или, может быть, дух, не была действительно вырвана и брошена, так сказать, в горнило. С тех пор, как я ее потерял, я чувствовал, что мой дух — спирит — уже не цельный, в любом смысле этого слова, кроме разве что спирта, который пьют, чтобы снять напряжение. Я еще не упоминал об этом, но могу сказать сейчас: я — алкоголик, успешно проходящий курс реабилитации, но, похоже, близок к тому, чтобы вернуть себе это позорное звание. Мне стоит невероятных усилий и Божьей помощи выпивать лишь время от времени, да и то не так, чтобы просыпаться по утрам с головной болью. Я опасаюсь, что этот спирт как плавное возмещение моего спирита приведет к тому, что я буду теряться не во снах и не в реальности, а в несравнимой бесчувственности. Я уже начинаю это ощущать. В одни дни я в силах противостоять этим порывам, в другие — нет. Но с течением времени я всё больше боюсь… я так одинок.

20-е февраля

Одиночество не проходит. Напротив, с каждым днем только нарастает. Оно увеличивается, как разлом в груди. Я скучаю по ней. Я скучаю по ним обеим…

Каждый плод пребывает в сосуде-колыбели, плавая девять месяцев в укромном море, обеспечивающем его жизнедеятельность. У каждого ребенка есть мать. Пока я упомянул мать, свою бывшую жену Лили, лишь дважды. Раз — в самом начале этой черной тетради, еще раз — когда вспомнил имя дочери. Мысль о Лили причиняет боль, но, возможно, если я напишу о ней, это станет своего рода катарсисом. Тем не менее, во всё растущей пустоте каким утешением становится даже самый незначительный лучик света!..

Я тогда работал учителем английского в средней школе в Тиаро, собственно, там же числюсь и до сих пор. Хотя в школе мне и предоставили отпуск, я не особо верю, что смогу вернуться. Без особого труда представляю всех их: детишек, маленькие тельца, зажатые узкими одиночными партами; их глаза, лишенные всяческого интереса, без огонька; их рты, неизменно выгнутые параболой откровенной скуки; их подбородки, унылые, в чернильных пятнах. Мои методы никогда не работали. Ни неожиданные проверочные работы, ни слайдовые презентации, ни диспуты с мастер-классами, ни тематические шарады и ребусы, ни экскурсии, ни то, что закрывал глаза, когда вопреки правилам они ели и пили в классе, ни, в конце концов, произвольное обучение, превращавшееся в итоге в безумие, присущее поведению школьников в кафетерии. Любая попытка оборачивалась провалом. Я не мог до них достучаться. Единственно важным для меня представлялось объяснить им то, что действительно имеет значение. Я пытался рассказать им о классической литературе, на которой вырос: Фитцджеральд, Сэлинджер, Херстон, Ли, и даже о Фолкнере, что стало моим величайшим поражением. Мне хотелось привить и разделить с ними тягу к знаниям. Не преуспев в этом, я отправился к отцу Иосифу, чтобы тот посоветовал нечто другое как источник вдохновения для моих учеников. Он невзначай предположил, что я мог бы использовать в качестве педагогического инструмента Святой Дух. Как только они воспримут Святой дух, им будет под силу усвоить всё, чему я пожелаю их научить, программу целиком и даже больше, сказал он. Отец Иосиф предложил мне поприсутствовать на занятиях по изучению Библии, которые вела на добровольных началах новенькая девушка по имени Лили, я так и поступил (я не посещал занятия по Библии с детства и, несмотря на то, что помнил теорию достаточно хорошо, подумал, что, возможно, почерпну что-то новое, на худой конец это будет своего рода «повторный курс»).

Занятия проходили в помещении церкви, о котором я раньше и не догадывался, очевидно, предназначенном для детей. Одну из