Взлет и падение Третьего Рейха - Уильям Ширер

Это неправда, что я или кто-либо другой в Германии хотел войны в 1939 году. Ее жаждали и спровоцировали те государственные деятели других стран, которые либо сами были еврейского происхождения, либо работали во имя интересов евреев.

Я внес слишком много предложений по ограничению вооружений и контролю над ними, чего потомки никогда не смогут сбросить со счетов, когда будет решаться вопрос, лежит ли ответственность за развязывание этой войны на мне. Далее, я никогда не хотел, чтобы вслед за ужасной первой мировой войной возникла вторая мировая война, будь то против Англии или против Америки. Пройдут века, но из руин наших городов и памятников всегда будет восставать ненависть к тем, кто несет полную ответственность за эту войну. Люди, которых мы должны благодарить за все это, — международное еврейство и его пособники».

Затем Гитлер повторил ложь о том, что за три дня до нападения на Польшу он предложил британскому правительству разумное решение польско-германской проблемы.

«Мое предложение отвергли только потому, что правящая клика Англии хотела войны, частично по коммерческим соображениям, частично потому, что поддалась пропаганде, распространяемой международным еврейством».

Он возложил всю ответственность, причем не только за миллионы погибших на полях сражений и в разбомбленных городах, но и за массовое истребление евреев по его личному приказу, на самих евреев.

Потом последовали призывы ко всем немцам «не прекращать борьбы». В заключение он был вынужден признать, что с национал-социализмом на время покончено, но тут же заверил соотечественников, что жертвы, принесенные солдатами и им самим, посеют зерна, которые однажды дадут всходы «возродившегося во славе национал-социалистского движения истинно единой нации».

Во второй части «политического завещания» рассматривается вопрос о преемнике. Хотя страна была охвачена огнем и сотрясалась от взрывов, Гитлер не мог позволить себе умереть, не назвав преемника и не продиктовав точного состава правительства, которое тот должен будет назначить. Но прежде он постарался ликвидировать бывших преемников.

«На пороге смерти я изгоняю из партии бывшего рейхсмаршала Геринга Германа и лишаю его всех прав, которые предоставлялись ему декретом от 20 июня 1941 года… Вместо него я назначаю адмирала Дёница президентом рейха и верховным главнокомандующим вооруженными силами.

На пороге смерти я изгоняю из партии и со всех государственных постов бывшего рейхсфюрера СС и министра внутренних дел Гиммлера Генриха».

Руководители армии, ВВС и СС, как он считал, предали его, украли у него победу. Поэтому единственным его преемником может стать лишь руководитель флота, который представлял весьма незначительную силу, чтобы играть большую роль в захватнической войне. Это была последняя насмешка над армией, на которую легла основная тяжесть сражений и которая понесла наибольшие потери в войне. Это было и последним поношением двух лиц, которые наряду с Геббельсом были его наиболее близкими приспешниками с первых дней существования партии.

«Не говоря уже о вероломстве по отношению ко мне, Геринг и Гиммлер запятнали несмываемым позором всю нацию, тайно вступив в переговоры с врагом без моего ведома и вопреки моей воле. Они также пытались незаконным путем захватить власть в государстве».

Изгнав предателей и назначив преемника, Гитлер принялся наставлять Дёница в отношении того, кто должен войти в его новое правительство. Все это, по его утверждению, «достойные люди, которые выполнят задачу продолжения войны всеми возможными средствами». Геббельс должен был стать канцлером, а Борман занять новый пост министра партии. Зейсс-Инкварт должен был стать министром иностранных дел. Имя Шпеера, как и Риббентропа, в составе правительства не упоминалось. Но граф Шверин фон Крозиг, который с момента назначения его Папеном в 1932 году оставался министром финансов, и теперь сохранил свой пост. Человек этот был глуп, но, надо признать, обладал удивительным талантом самосохранения.

Гитлер не только назвал состав правительства при своем преемнике, но и дал последнее, типичное для него наставление относительно его деятельности: «Превыше всего я требую, чтобы правительство и народ максимально защищали расовые законы и беспощадно противостояли отравителю всех наций — международному еврейству».

И затем прощальное слово — последнее письменное свидетельство о жизни этого безумного гения: «Все усилия и жертвы германского народа в этой войне так велики, что я даже не могу допустить мысли, что они были напрасны. Нашей целью по-прежнему должно оставаться приобретение для германского народа территорий на Востоке».

Последняя фраза взята прямо из «Майн кампф». Гитлер начал свою жизнь как политик с навязчивой идеей, что для избранной немецкой нации необходимо завоевать территории на Востоке. С этой же идеей он свою жизнь и заканчивал. Миллионы убитых немцев, миллионы разрушенных бомбами немецких домов и даже сокрушительное поражение немецкой нации не убедили его, что грабеж земель славянских народов на Востоке, не говоря уже о морали, — это тщетная тевтонская мечта.

Смерть Гитлера

29 апреля, во второй половине дня, из внешнего мира в бункер поступило последнее известие. Собрат по фашистской диктатуре и партнер по агрессии Муссолини нашел свою погибель, которую разделила с ним его любовница Клара Петаччи.

26 апреля их поймали итальянские партизаны. Произошло это в тот момент, когда они пытались бежать из своего убежища в Комо в Швейцарию. Через два дня их казнили. Субботним вечером 28 апреля их тела были перевезены на грузовике в Милан и выброшены из кузова прямо на площадь. На следующий день их подвесили за ноги на фонарных столбах. Затем веревки перерезали, и остаток выходного дня они лежали в сточной канаве, отданные на поругание итальянцам. Первого мая Бенито Муссолини был похоронен рядом со своей любовницей на миланском кладбище Симитеро Маджиоре, на участке для бедных. Достигнув последней степени деградации, дуче и фашизм канули в Лету.

Насколько подробно были сообщены Гитлеру обстоятельства столь позорного конца дуче, осталось неизвестно. Можно лишь предположить, что, если бы он узнал о них, это лишь ускорило бы его решимость не допустить, чтобы ни он сам, ни его жена ни живыми, ни мертвыми не стали частью «спектакля, разыгранного евреями для развлечения еврейских истеричных масс», как он только что написал в своем завещании.

Не таков был Борман. У этой темной личности осталось еще немало дел Его собственные шансы уцелеть, по всей видимости, уменьшились. Промежуток времени между смертью фюрера и приходом русских, в течение которого он имел бы возможность бежать к Дёницу, мог оказаться совсем непродолжительным. Если же шансов не представится, то Борман, пока фюрер оставался в живых, мог отдавать приказы от его имени и имел время по крайней мере отыграться на «предателях». В эту последнюю ночь он направил еще одну депешу Дёницу:

«Дёниц, с каждым днем у нас усиливается впечатление, что дивизии на Берлинском театре военных действий уже в течение нескольких дней бездействуют. Все доклады, которые мы получаем, контролируются, задерживаются или искажаются Кейтелем… Фюрер приказывает вам действовать немедленно и беспощадно против любых изменников».