Здесь, под северной звездою...(книга 2) - Линна Вяйнё

ревновала, оттого что Санни со своим сыном словно старалась быть в центре внимания. Мальчишка в матросском костюмчике все капризничал, кочевряжился. И неудивительно, ведь мать не отпускала его ни на шаг. Стоило лишь ему отойти, как она говорила:

— Поди сюда, мама вытрет тебе носик... Ну, Аллан, нельзя же так...

Голос ее звучал ровно и важно, и казалось, она никогда не умолкнет:

— Мой дядя, который работает по линии страхования жизни в Тампере, обещал взять Аллана к себе, когда мальчику надо будет поступать в школу. Места у них сколько угодно, и Аллан их не стеснит. Конечно, будет трудно расставаться с ним надолго, но ради его будущего это необходимо. Мы думаем, он станет судьей. Поскольку отец адвокат, то должен же сын, избрав то же поприще, подняться хоть на ступеньку выше.

В самых опасных местах ее монолога Янне вмешивался, бросая какие-нибудь шутливые замечания. Вообще же он слушал рассуждения жены довольно равнодушно. Иной раз на губах его появлялась усталая, горькая складочка.

Как-то невзначай Аллан оказался один у кофейного стола, и Оску, подмигивая Санни, сказал:

— Гляди-ка, этот судья пока что собирается обчистить сахарницу.

Санни стала бранить сына, вовсе не замечая шутки. Янне переглянулся с братом, и на мгновение в его глазах мелькнула улыбка, которую он, однако, постарался погасить. Он был молчалив, пока не заговорили о земельно-арендном законе. Лишь тогда он как будто очнулся. Но говорил спокойно, не горячась и не увлекаясь, как человек, которому известна подоплека дела. Пылкое морализирование Аксели он просто не принимал во внимание, как слишком уж наивное. Вытянув свои длинные ноги, закинутые один на другую, и засунув руки в карманы брюк, он разъяснял:

— Вся соль заключена во втором параграфе. Землевладелец имеет право согнать торппаря, если земли последнего расположены так, что «для пользы правильно налаженного хозяйства» желательно объединить их с посевными площадями имения. Эта оговорка открывает дверь. Для такого количества сгонов, что практически весь закон сводится на нет. Параграфы насчет пастбищ и дров не столь важны, с ними можно было бы и согласиться, пожалуй, но гут уж все так ясно, что дальше некуда. Кто же будет решать, что требуется «для пользы правильно налаженного хозяйства»? До тех пор, пока в комиссиях по аренде заправляют хозяева—а ведь они верховодят вообще по всех выборных органах,— конечно же, любая торппа может понадобиться «для пользы правильно налаженного хозяйства». Уж лучше совсем распроститься с этим законом, чем делать на пего ширму для произвола, ставя торппарей фактически вне закона.

Каждое слово Янне, произнесенное ясным, спокойным голосом, падало в душу Аксели каплей яда. Гнев перехватил дыхание, стеснил сердце в груди. Тряхнув головой, Аксели проговорил:

— Ну уж, пели доберется рука до их жирной шеи, они узнают настоящую хватку! Ну, есть ли где на свете люди вреднее этих?

— Есть, конечно. Например, дамы с белыми повязками. Они ловят на улицах проституток и делают из них штрейкбрехеров. А не хочешь идти на фабрику — ступай и тюрьму! Вот это, по-моему, отвратительнее всего.

— Да ну тебя! — возмутилась Анна и поглядела на сына с укоризной.— Откуда ты взял такое? Все это враки.

— Ну, я, конечно, сам не видел, но в газетах писали.

— Уж я не знаю. Вечно вы мелете всякий вздор о своей политике. Неужто и поговорить больше не о чем? Вот младенца крестили. А о нем даже не вспоминают.

— Он самостоятельный мужичок, не любит напоминать о себе лишний раз,— сказала Алма.

И верно, Вилхо, проснувшись, тихо лежал в своей колыбельке. Если он вовремя получал пищу и по мере надобности сухие пеленки, то больше ничего и не требовал. Редко раздавался в доме отрывистый, хныкающий плач младенца. Плакал он неохотно, словно исполнял неприятную обязанность.

Элина взяла ребенка покормить, но стеснялась открывать грудь при людях. На ней было ее черное девичье платье. Оно ей стало уже тесновато, и она смущалась, когда посторонние замечали это. Родственники из села всю избу заполнили собой и своими разговорами. И она чувствовала себя перед ними дикаркой, хозяйкой захолустной лесной торппы. Но не могла еще смириться с этим. Когда гости поднялись и стали прощаться с хозяевами, с обеих сторон было много раз повторено приглашение «заходить почаще» — но это была лишь простая вежливость.

Оставшись одни, молодые супруги перекинулись несколькими словами о характере Санни. Об Янне вовсе не было речи. Холодность брата больно задела Элину. И все же она испытывала к нему какую-то смутную жалость. Она не сумела бы назвать причины, но чувствовала, что в Янне, несмотря на его шутливый тон, появилось что-то невеселое, безрадостное. Чувство это возникло у нее не сегодня. Постепенно оно становилось отчетливее. Она уже давно замечала, что Янне отдаляется от нее. Сама она втайне гордилась им и радовалась, когда люди хвалили Янне, говорили о его успехах. Даже господа признавали, что у него ясная голова, что с ним и ученым трудно тягаться. Но, с другой стороны, она с удивлением замечала, что для Янне все эти успехи ровно ничего не значат. Зато Санни гордилась и радовалась вместо него.

Мало помалу впечатление, оставленное гостями, развеялось. Изба вновь стала привычно уютной. Элина, сменив платье, захлопотала по хозяйству. Аксели остался один с ребенком. Речи Янне растревожили его. Строгая сдержанность пастора и пасторши во время крещения представились ему в новом свете. Аксели задумчиво проговорил:

— Уж они-то постараются разделаться со мной при первой же возможности. Это уж точно.

Помимо всего, его мучила забота: вдруг понадобится сменить пеленки, прежде чем вернется Элина.

III

За последние годы деятельность рабочего товарищества в значительной степени затихла или, вернее, изменила свой характер. Проводили главным образом вечера. И хотя Халме старался сделать их содержательными, но возможности для этого сократились. Политический подъем, рожденный всеобщей забастовкой, постепенно схлынул. Великие надежды остались неисполненными. В парламенте социалисты терпели поражение за поражением, а победы их были бесплодны, поскольку законы, принятые по их настоянию, все равно не вводились в действие. Один лишь закон о земельной аренде имел какое-то реальное значение, но теперь, вероятно, и его доконают.

— Нет уж, не видать рабочему человеку светлого дня. Что толку в этих выборах? Пустая болтовня.

Только Халме не падал духом. Правда, он очень постарел за последнее время. И здоровье, видимо, пошатнулось. Часто у него кружилась голова, и спал он теперь в шерстяных носках, потому что из-за плохого