Два сапога. Книга о настоящей, невероятной и несносной любви - Ольга Александровна Савельева

я поставила ее в прихожую, чтобы первый, кто будет выходить из дома, захватил ее и вынес на мусорку. Спустя час я обнаруживаю лопнувшую ванночку в комнате под столом. В ответ на мой недоумевающий взгляд муж поясняет:

— Зачем просто выбрасывать? Жалко! Вот пойдем с сыном на горку, захватим ванну и съедем в ней с горы! Знаешь как будет весело?

По существу вопроса у меня все.

P. S.

Главней всего погода в доме,

а все другое — хламота.

Есть я и ты, а все, что кроме, —

Безногий стул и палка от зонта.

Арбуз

Однажды с нами случился арбуз. Это было в самом начале отношений, когда еще страсть, помноженная на молодость, добавляет хмель даже в утренний кофе.

Прожить друг без друга целый день — немыслимо. Страсть такая, что ломаются кровати и застревают лифты.

Молодость — это бурлеск чувств и фейерверк эмоций.

Я болезненно ревнива, беспричинно обидчива и совершенно невыносима. Одним словом, я молода и объективно хороша. Миша тогда руководил подмосковной молодежной организацией, у него был плотный график мероприятий. Вокруг постоянно вились какие-то школьницы-выпускницы, трогали его за локти, спрашивали глупости. Я устраивала сцены просто так — метила территорию.

На лето был запланирован выезд активистов его организации в морской летний лагерь для молодежи. Миша похлопотал и включил меня в состав делегации. Это был ультиматум: или вместе, или все. Миша пьянел от меня, я подавляла его волю. Я физически ощущала свою власть над ним.

Мы сели в автобус и поехали на море. Там было много молодости, смеха, драйва и счастья.

Однажды вечером организаторы лагеря позвали молодежь на костер прямо на берегу моря. Нас было человек 40. На пляж принесли три арбуза. На 40 человек это очень мало: кому-то точно не достанется. Вокруг арбузов образовалась толпа, я не пошла в нее. У меня был Миша, он все решит.

Миша достал два больших, улыбчивых, красных и сочных куска арбуза и, довольный, протянул мне один. Мы хотели сесть на песок и съесть сладкую добычу в обнимку, но тут я увидела девочку. Она тоже была в этом лагере, приехала из другого города. Маленькая и хрупкая, совершенно беззащитная, она даже не пошла в толпу за арбузом. Видимо, побоялась, что затопчут: просто стояла в стороне, кутаясь в курточку и изображая безучастность.

Защемило сердце. У меня здесь было все: парень, любовь, солнце, море, счастье. У нее — одиночество. Я решительно встала, подошла к девочке и отдала ей свой кусок арбуза.

— Держи!

— Ой, — смутилась она и взяла арбуз двумя ладошками. — Спасибо большое.

Я вернулась к Мише, села рядом, откусила от его куска арбуза. Вот и все. Это отличный образ, он раскрывает меня полностью как облупленную. Я всю жизнь живу с мужчиной, который достает мне арбуз, а я отдаю его другим, чтобы откусить от его куска. Получается благотворительность за чужой счет. Муж постоянно говорит мне, что «ты где-то там», «ты для всех», «ты не рядом». Там я нарядная, летящая, на каблуках, а дома уставшая, в тапках.

Муж как бы спрашивает: зачем мне доставать тебе арбуз, если он не тебе? Если я захочу заняться благотворительностью, я займусь сам. Мне не нужно промежуточное звено.

— Ну как не мне? — удивляюсь я. — Мне. Просто это подарок, а с подарком я вправе сделать все, что хочу.

Но Миша возмущен. Пришло время собирать камни. Он как бы просит назад все свои арбузы. А я их раздала. Нет их.

Я все годы жила в латентном чувстве вины. За то, что я такая и не могу иначе. Ну, прости. Мне сегодня нужно уйти, но я вернусь вечером домой. Переобуюсь в тапки, это да. И обниму тебя. Сварю борщ. Уложу детей. Лягу с тобой в постель. Разве этого мало? Но Мише — мало.

Я очень люблю свою семью. И ей я отдаю максимум того, что есть. И даже если я ухожу на работу, то это тоже для семьи.

Муж говорит: всё, что ты делаешь, ты делаешь для себя. Не надо врать себе, что для семьи. Я думаю, он прав: я все делаю для себя. Мы все всё делаем для себя, мы все эгоисты.

Ты добываешь нам арбуз для себя, так ты чувствуешь себя мужиком. Ради любимой женщины хочется добывать арбузы, разве нет? А я отдаю, я такая и не хочу за это оправдываться. Я хочу, чтобы ты понял: если я так не сделаю, это буду не я.

Ты можешь съесть свой арбуз сам, но это будешь не ты. Ты любишь свою семью и всю жизнь все делал для нее, для нас. Ты скуп во внешнем мире, а для семьи — самый щедрый человек. Но ведь в этом наше счастье. Разве нет?

У детских психологов есть тест для определения ребенка, который подвергается домашнему насилию. Предположим, есть подозрение, что дядя Боря — сволочь. Ребенку рассказывают сказку, в которой есть добрая принцесса, добрый принц, злая Баба-яга и Кощей. После сказки у ребенка спрашивают:

— Вот мама, она добрая, как принцесса?

— Дя, — говорит малыш.

— А папа — добрый, как принц?

— Дя.

— А дядя Боря? Добрый?

— Неть, — машет головой малыш. — Он злой, как Кощей…

Все ясно, подозрения подтвердились. У детей все просто: есть хороший — есть плохой. И больше никаких. Мы все взрослые дети. По сути, у нас тоже так: есть кто-то хороший, а есть дядя Боря. Хороший — это я. Плохой — это та, вторая сторона в конфликте.

Например во время ссор мой муж кричит, его глаза наливаются злостью. Я защищаюсь от его крика своим. В итоге мы мечем друг в друга копьями громогласных обвинений, раним дротиками обид и в этой борьбе теряем желание отыскать истину. Остается только одно желание — побольнее укусить другого. Внутри у обоих разливаются раздражение и разочарование. Я не хочу, чтобы со мной так обращались, забываю, что муж не враг, а друг, которому плохо. Много лет он мой лучший друг. Может, он орал не потому, что гнилой подлец, а от отчаяния? Потому что устал говорить спокойно. Он же говорил, говорил, говорил.

А я все ела арбуз. Тот второй кусок, который по сути его. А свой я уже отдала. И вот я ем его кусок, а он оставался голодным все эти годы, голодным и злым. И вот