Иннокентий Смоктуновский. Без грима - Мария Иннокентьевна Смоктуновская

Отец не только снимался, но и сам очень любил кино. Он преклонялся перед великими мастерами, режиссерами и актерами: Ингмаром Бергманом, Федерико Феллини, Микеланджело Антониони, Джеком Николсоном, Сергеем Эйзенштейном, Михаилом Роммом, Аркадием Райкиным, Михаилом Калатозовым.

Но особенно он обожал Чарли Чаплина, фильмы которого видел еще в юности. Судьба преподнесла ему чудесный подарок – возможность вплотную приблизиться к искусству великого комика.

Режиссер дубляжа Елена Арабова предложила отцу дублировать фильмы Чаплина «Огни рампы» и «Король в Нью-Йорке». И он, отказавшись от отпуска, не задумываясь, согласился. Мы с мамой ходили на эти дубляжи с удовольствием, как на праздник. Папина вдохновенная работа была завораживающим зрелищем. Помню, тогда и мне предложили озвучить маленький кусочек, это было очень интересно.

Об озвучивании Чаплина отец говорил: «Слово “дубляж” с нашей работой как-то не вязалось. Просто мы старались помочь герою Чаплина заговорить на русском языке. И еще очень хотели передать зрителям наше преклонение перед искусством замечательного артиста. Вместе с режиссером и редактором мы по многу раз возвращали на экран один и тот же эпизод, чтобы из разных вариантов текста выбрать лучший. А вместе с нами трудились звукооператор, монтажер, переводчик, укладчик текста, актеры…»

Мне бы хотелось, чтобы эти прекрасные фильмы Чарли Чаплина «Король в Нью-Йорке» и «Огни рампы», в которых он говорит голосом моего отца, хоть изредка бы показывали по телевидению или в кинотеатрах.

Пятая новелла. Моцарт, Чайковский, Сальери и Бах

«Музыка была действующим лицом фильма “Чайковский”, она в нас пела, все время в нас звучала. Окунуться и быть рядом с музыкой, с этой прекрасной личностью, гением, который страдал и был несчастен… Счастьем для нас стало с состраданием отразить его жизнь».

Музыка в жизни моего отца занимала очень большое место. Что он любил особенно? Владимир Горовиц – любимый исполнитель.

Когда я занималась в музыкальной школе и разучивала пьесы на пианино, если в это время папа был дома, то он с интересом слушал и начинал читать стихи Пушкина или сонеты Шекспира. Когда я разучивала Баркаролу Баха, то папа начинал читать Пушкина «Вновь я посетил…», и музыка становилась фоном для поэзии.

Любил он и духовную музыку, хоровое исполнение, джазовую музыку (особенно в исполнении Луи Армстронга). В кино и на сцене ему приходилось играть великих композиторов: Моцарта, Баха, Чайковского. И, конечно, когда он играл их, особенно Петра Ильича Чайковского, он был весь проникнут музыкой, он ею жил. В фильме «Чайковский» он и играл, и дирижировал. Дирижировать, вернее, обрести необходимые навыки, отца учил известный дирижер Юрий Темирканов. Занятия с Темиркановым и оркестром назначались рано утром или поздно вечером, когда оркестранты были свободны от текущих репетиций и концертов.

Папа любил русскую народную песню «Летят утки», иногда я слышала, как он ее напевал.

Показатель уникальной трудоспособности и востребованности Смоктуновского всегда был очень высоким.

Я хорошо помню, как однажды вечером, когда папа ушел в театр играть Иудушку Головлева в спектакле «Господа Головлевы», в то же время в кинотеатре «Зарядье» демонстрировали фильм «Гамлет», по телевидению шел «Чайковский», а по радио доносилась повесть Пушкина «Метель» голосом отца.

Шестая новелла. «Тверд орешек! Он для грядущего, как видно, будет впору…»

«Пушкин близок нам и дорог уже и тем, что был поразительно подвижен, весь соткан из забот сегодняшнего (тогдашнего), сделавший жизнь свою борьбой и мукой, переплетая с радостью и подвигом ее».

«Пушкин для меня – загадка, тайна», – говорил отец. Все произведения А. С. Пушкина были его настольными книгами. Он одинаково любил и поэзию, и прозу, его исторические изыскания, критические статьи, и еще более был восхищен самим Пушкиным – человеком, личностью, его характером.

Отец постоянно читал и перечитывал Пушкина. Он говорил, что Александр Сергеевич стал у него вторым, неотъемлемым «Я», его генами. Папу восхищал волшебный пушкинский дар и то, что поэт силой своего таланта наделяет все и вся неповторимой прелестью причастности ко всему русскому.

Папа специально посещал Пушкинские горы, был на могиле поэта в Святогорском монастыре, ездил по пушкинским местам, побывал в Болдино.

Пушкин сделался его пожизненным спутником и художественной целью. У него даже была мечта – играть самого Пушкина, но этому не суждено было случиться. Отец довольно много читал Пушкина на радио, записывал «Евгения Онегина», «Метель», «Капитанскую дочку», «Медного всадника», «Бориса Годунова». На фирме «Мелодия» вышла пластинка с записанным телеспектаклем «Маленькие трагедии» режиссера Леонида Пчелкина, где отец сыграл Моцарта, и телефильм «Маленькие трагедии» режиссера Михаила Швейцера, где отец уже играл Сальери и скупого рыцаря.

Папа считал, что у Пушкина надо учиться постигать богатство языка, пиршество поэзии, учиться пользоваться плодами его великого ума и вдохновения, преклоняться перед самозабвенным служением правде, людям, добру, ненавидеть компромиссы.

Мне хочется процитировать одно из самых любимых папиных стихотворений Пушкина:

О сколько нам открытий чудных

Готовят просвещенья дух

И Опыт, сын ошибок трудных,

И Гений, парадоксов друг,

И Случай, бог изобретатель…

Для отца это было поэтической формулой жизни и творчества. И еще одна любимая папина строчка из Пушкина: «Нет, весь я не умру…»

В своей книге «Быть!» отец пишет:

«Должно быть, только спецификой моей работы (искать в каждом направлении жизни, творчества, горения – первородность, основу, реактор всех этих непростых начал: человека) можно несколько оправдать мой столь безусловно спорный и в чем-то парадоксальный подход к самому Пушкину и к его вдохновленному труду… Тверд орешек! Он для грядущего, как видно, будет впору. Иль случая, быть может, ждет и ищет он. Придут новые Шаляпин с Мусоргским – и ларчик отопрут…»

К записи на радио отец всегда очень тщательно готовился, и так же всецело и вдохновенно ей отдавался и относился очень трепетно.

На запись он всегда брал с собой термос с чаем и тапочки. Чай он пил, чтобы поддерживать голос – ведь смены бывали по многу часов. Туфли он снимал и надевал тапочки, чтобы не скрипнула половица, чтобы никакой нечаянный звук не отвлек бы и не помешал идущей записи.

Вот как сам отец писал об этой работе:

«Особая ситуация возникает при исполнении литературных произведений на радио. Оно диктует свои приемы. Здесь все – в слове, все – в литературе, в авторе произведения. Ведь работа на радио – это тоже поиски своеобразного синтеза, так как исполнитель – актер – один, а в воображении слушателей возникают образы самых разных персонажей. Здесь особенно важно разнообразие интонаций;