Праздник теней - Марина Серова

Он посмотрел на меня так, будто за моими плечами выросли огромные крылья серафима. Я удивила его своим вопросом, как Дэвид Копперфильд, спрятавший невесть куда огромную статую Свободы. Наконец услышала в ответ:

— Он нашелся.

— Ты в этом уверен?

— Так говорят его родители, — пожал он плечами.

— Я не спрашиваю тебя, что говорят его родители. Они вполне могут говорить то, что от них требуют. Меня интересует, что по этому поводу думает старший следователь Мельников, — сухо сказала я.

— А можно поинтересоваться, по какому это праву свой очаровательный носик сюда сует детектив Иванова? — вскипел Андрюшка.

— Я потом тебе объясню, — пообещала я.

— А я тебе потом объясню, почему мне противно, когда меня считают одним из придурков, которым выгоднее поверить запуганным насмерть родителям, чем лезть в огромную заваруху, напоминающую религиозную войну! Тем более что у меня и так хлопот хватает. Ребенок-то не единственный пропал. Уже второй случай в одном районе.

Ого. Вот это взрыв эмоций… Прошибли тебя, Андрейчик. Ох прошибли.

— Я тебя таким не считаю, — успокоила я его, — а мальчику хочется помочь.

По его глазам я видела, что он меня понимает. Похоже, не только меня эта история выбила из колеи. Он помолчал немного, потом сказал:

— Когда ребенок находится, лица родителей становятся спокойными. А лица Гольдштейнов стали еще более потерянными. Мать держит себя в руках, хотя понять не могу, как ей это удается, а отец… Временами кажется, что он близок к помешательству. Что он вот-вот разрыдается. Нет, — тряхнул он головой, — я не думаю, что мальчик нашелся. Что-то произошло. Не знаю что. Но это заставило их забрать заявление и настаивать на прекращении поисков. Однако ж и интуиция у тебя, Иванова! Просто экстрасенс какой-то!

— Если быть честной, — вздохнула я, — мне до безумия хотелось, чтобы моя дурацкая интуиция на этот раз меня подвела. Я шла к тебе и надеялась — мальчик на месте. Дома. Мне очень не хочется, чтобы с ним случилось несчастье.

— Я тебя понимаю, — Андрей грустно улыбнулся, — только пока сделать ничего нельзя. Заявление о пропаже аннулировано. От помощи милиции официально отказались. Не будешь же бегать за родителями и требовать, чтобы ребенка тебе предъявили…

— Иногда это бывает необходимо, — констатировала я, — встречаются такие родители, что не приведи Господи…

— Но не в данном случае, — покачал Андрей головой. Вышло у него это печально, как у заблудившегося в городе жирафа. — Гольдштейны интеллигенты. Мальчик является для них отдушиной и спасением. Он — поздний ребенок. Единственный и долгожданный. Так что не могу их понять. Может быть, это потому, что они — евреи? Происходящему можно найти лишь одно объяснение, произошло нечто экстраординарное. Их вынудили забрать заявление. Возможно, мы имеем дело с обычным киднеппом. Сама знаешь — их основное требование обычно — не обращаться в милицию… Многие его выполняют; когда близкому тебе человеку угрожает опасность — пойдешь на все. Не задумываясь о последствиях…

Зря я на него разозлилась. Ему и так приходилось несладко. И я ввергаю его в новые проблемы. Кому это может понравиться… Да и его вопрос вполне справедлив.

Действительно, отчего это, зачем и почему, с какой стати это вдруг Танечка начала совать свой хорошенький носик в чужие избушки с погремушками, когда ее никто об этом и попросить не удосужился? Откуда в этой грехом прожженной душе зажегся ярким солнцем альтруизм, призывающий ее к подвигам? Может быть, я придумала все? И мне нужно спокойно уйти? Поверить в то, что Марик дома? Тогда ничего не произойдет страшного, так ведь? Ничего… Только… Только Мариков в этой жизни мало. Петечек много, ох много, а Мариков раз-два — и обчелся. Пропажа Марика очень существенно отразится на моем личном самочувствии. Мне Марики нужнее Петров Васильевичей.

— Когда я увидела его фотографию по телевизору, — сказала я скорее себе, чем Андрею, — с таким страшным словом «разыскивается», мне показалось, что небеса обрушились на мою голову. Может быть, в этом знак свыше. Почему-то я шла именно по этой грязной улице. Он шел навстречу и улыбнулся именно мне. Как он почувствовал, что мне это в тот момент было необходимо? Только получилось у него здорово — как будто мне, тонущей, вовремя протянули руку. И теперь, зная, что он тонет, и не протянуть ему в ответ свою — я не могу. Это нечестно. — Я посмотрела на него и тихо попросила: — Мне нужно связаться с его родителями, Андрей. Очень. Я не знаю, что там происходит. Но скорее всего они беспомощны и растеряны. Они уверены, что никто им помочь не может. Они смирились. А я смогу его найти. Я знаю это. — Он молчал. — Мне нужен только их адрес. Больше ничего. Возможно, им действительно запретили обращаться в милицию. В проклятом киднеппинге это принято. Но я не милиция! Я частный сыщик, черт побери…

— Таня, — прервал он осторожно мой словесный поток, — им нечем платить. Какие деньги могут быть у преподавателей? Откуда? Сама подумай… От твоих услуг наверняка откажутся.

Я задохнулась от возмущения. От Андрюшки я такого не ожидала. Ну ладно, когда какой-нибудь Василий Иваныч кидает тебе на стол деньги с видом возмущенного моим нахальством праведника! Но Мельников…

— Кто здесь вообще говорит о деньгах? — спросила я, пытаясь справиться со своим гневом. — Слава Богу, я не отношусь к неимущим. Жадностью я тоже никогда не страдала. После двух последних дел у меня достаточно средств. Если уж новорусские мародеры позволяют себе благотворительность, то мне ей заняться сам Господь велит…

— А ты никогда не предполагала, что благотворительностью иногда можно оскорбить? — изрек Андрей. — Только не обижайся… — Он задумался: — Как бы вам устроить встречу… Давай я им позвоню, предупрежу их, и уже потом ты появишься… О'кей?

Меня это устраивало. Я согласилась.

— Ладно уж, — сменила я гнев на милость. В конце-то концов, обижаться не в моих правилах. Особенно на друзей.

* * *

Увы, Андрей рассказал мне не так много, как мне бы хотелось. Гольдштейны обратились к нему за помощью в первый же день. Мальчик ушел в школу, как обычно. В школе все было нормально. Там его видели и одноклассники, и учителя, и сама Софья Владиславовна, мама мальчика. В этот день Софья Владиславовна должна была задержаться, поэтому Марик зашел к ней около четырех часов, сказал, что идет домой, и убежал. В том, что он ушел один, ничего выходящего из ряда обычного не было. Марик с пяти лет приучался родителями к самостоятельности. Никаких дурных предчувствий у матери не возникло, да и повода к тому не было. Мальчик был весел и вполне спокоен. Софья Владиславовна провела урок, потом осталась на коллоквиум, затем нужно было позаниматься перед городской олимпиадой с двумя учениками. Вечером, когда она пришла домой, было уже поздно. Но Марика не было. Ее сразу напугало его отсутствие. На него это было не похоже. Обычно он всегда находился вечерами дома. Марик был спокойным ребенком, даже чересчур. Его отсутствие после девяти сразу повергло родителей в панику.