Темные самоцветы - Челси Куинн Ярбро

— Но ведь у вас и у шведов с Московией, кажется, нет разногласий, — возразил Ракоци. — Военные действия приостановлены, разве не так?

— Мы заключили с Иваном нечто вроде перемирия, — с неудовольствием подтвердил Стефан Баторий. — Но, если он впадает в безумие, что это будет за мир? И останется ли у нас хоть мизерная возможность убедить московитов войти с нами в союз, чтобы окоротить турок? Отцу Поссевино это пока что не удалось. — Он встряхнул отобранным у гостя письмом. — Ну, что скажете? Каковы ваши прогнозы?

Ракоци понимал, чего от него ожидают, и посмотрел Стефану прямо в глаза.

— Возможно, если российский царь столь сильно алчет искупления своих… прегрешений, он выкажет большую склонность к единению с вами, чем когда-либо прежде.

Стефан счел за лучшее притвориться, что сказанное явилось для него откровением.

— Да, — сказал он с восторженным придыханием, — такое возможно. Да.

— Ваше величество, — сказал Ракоци с грустью, и лицо его вдруг выразило крайнюю степень усталости, — давайте оставим игры. Скажите прямо, чего вы хотите. Чтобы я поехал в Московию, дабы воочию убедиться в справедливости данного сообщения?

Такой поворот в разговоре не пришелся по вкусу Стефану, но ему ничего не осталось, как принять заданный собеседником тон.

— Да, это часть моего желания, — сказал он. — Я хочу, чтобы вы как можно скорее оказались в Москве. Я рассчитываю получить от вас правдивый отчет о состоянии рассудка Ивана и о том, что творится в его окружении. Ждать ли нам бунта или все удержится в рамках политического соперничества претендентов на трон? Вот вещи, которые сейчас меня беспокоят.

— А почему вы хотите, чтобы всем этим занялся именно я? — спросил Ракоци. — В Польше много дворян, способных с честью справиться с таким поручением. Но вы гоните своих офицеров через Богемию, чтобы те разыскали меня. В чем причина такого внимания к моей скромной персоне?

Стефан кивнул, признавая справедливость вопроса.

— Мне говорили о вашей проницательности. — Задумавшись, он оттопырил нижнюю губу. — Хорошо, я отвечу. Во-первых, вы, как и я, отпрыск благородного венгерского рода. Ваше семейство даже более древнее и именитое, чем мое, но мы это оставим. — Он жестом отмел возможные возражения и сухо продолжил: — А турки сделали вас в каком-то смысле изгнанником.

— Это правда… в каком-то смысле. — Ракоци иронически усмехнулся.

— …И потому русские могут отнестись к вам с меньшим подозрением, — продолжил король, игнорируя несколько ошеломившую его неучтивость. — Они с большой настороженностью поглядывают на всех иностранцев, но все же более благосклонны к тем, кого гонит судьба. — Он уже решился идти до конца, но ему мешало присущее всем дипломатам пристрастие к уверткам и экивокам. — Кроме того, есть еще причина, по какой я избрал именно вас.

— И в чем же она заключается, ваше величество?

Дворяне, пытавшиеся столь настойчиво что-либо выведать у Стефана Батория, встречались нечасто, и еще реже им это удавалось, но сейчас ситуация была совершенно иной.

— Мне говорили, что вы алхимик. — Король подошел к закрытым дверям и прислушался. — Отец Митек ушел. Вы можете быть откровенны.

Так вот оно что, подумал Ракоци с облегчением.

— Да, я в какой-то степени владею великим искусством, — сказал он негромко, но ничуть не таясь.

— В весьма высокой степени, насколько я знаю. — Король улыбнулся. — Мне сообщили, что вам известен секрет выращивания драгоценных камней.

— И кто же сообщил это вам? — спросил Ракоци, вновь ощутив укол беспокойства.

— Его святейшество папа Григорий. Он говорил, что вы поднесли ему четыре рубина и четыре алмаза, изготовленные в вашей лаборатории. То было лет восемь назад. Не станете же вы утверждать, что его святейшеству вздумалось по-приятельски надо мной подшутить? — Несмотря на усталость, Стефан не мог упустить возможность подчеркнуть, что имеет вес в Ватикане. — Его святейшество мне доверяет и полностью одобряет мою политику в отношениях с русским соседом.

— Понимаю. — Ракоци устремил взгляд на огонь, словно за языками пламени что-то скрывалось. — Прекрасно. — Он помолчал. — У меня есть собственность в Риме. Иногда я наведываюсь туда.

— В связи с чем и решили сделать Папе подарок? — спросил Стефан с нарочитой беспечностью, вуалирующей неожиданный прилив любопытства.

— Не совсем так, — отвечал Ракоци. — Я преподнес ему эти камни по случаю учреждения в Риме германской коллегии иезуитов. — «А также затем, чтобы отвести от себя подозрения в причастности к сатанизму», — прибавил мысленно он. Многие из церковников считали алхимию дьявольским порождением. Дар Папе автоматически выводил дарителя из-под удара.

Стефан удовлетворенно кивнул.

— Значит, рубины с алмазами действительно изготовлены вами? — уточнил он.

— Именно так. — Взгляды польского короля и венгерского графа скрестились.

— И вы способны повторить этот опыт? — спросил монарх, помолчав.

— Если буду располагать соответствующим оборудованием и необходимыми материалами, — сказал Ракоци. — Без этого у меня ничего не получится.

— Понимаю, — буркнул Баторий. — Все, что потребуется, вам предоставят. Сможете ли вы в этом случае изготовить к весне коллекцию таких самоцветов?

— Безусловно, ваше величество, — сказал Ракоци. По спине его проскользнул холодок, не имеющий ни малейшего отношения к гулявшим по комнате сквознякам.

Стефан решительно хлопнул в ладоши.

— Как только улягутся снегопады, в Москву отправится группа иезуитов. Я хочу, чтобы вы к ним примкнули.

— В сутане? — спросил Ракоци.

— В своем одеянии. Как мой посланник и дворянин, изгнанный турками из родового гнезда. Вы знаете, что они собой представляют, и сможете это красочно описать. — Баторий поморщился и вновь потер ногу. — Если окажется, что царь Иван слишком взвинчен, чтобы воспринимать разумную речь, поднесите ему ваши камни. Блеск самоцветов должен сделать его покладистым, раз уж он верит в их силу.

Ракоци поклонился.

— Ваше величество беспокоят какие-то боли? — спросил он осторожно.

Баторий неохотно повел плечами.

— По временам. В прошлом году попал под пулю, и вот… — Его голос дрогнул, смягчился. — Сегодня рана особенно разыгралась.

— У меня есть снадобье, способное вам помочь. Не соизволите ли им воспользоваться?

Стефан покачал головой.

— Нет. Меня давно уговаривают решиться на что-то такое. Я знаю, настойка из маковых зерен прекрасно снимает боль, но она также воздействует и на мозг, лишая нас возможности связно мыслить.

Ракоци улыбнулся.

— Это средство ничуть не влияет на ясность мышления. В нем нет усыпляющих компонентов. — Он помолчал, давая Баторию возможность обдумать его слова. — Применение этого снадобья не сопряжено с чем-либо сложным. Принимайте его раз в день перед ужином — вот и все.