Мортарион: Бледный Король - Дэвид Аннандейл

По правде говоря, Мортарион был рад встрече с Гором. Примарх XIV легиона шагнул навстречу братским объятьям. Впрочем, Мортарион быстро покончил с ними, и не из-за какой-то враждебности, но потому, что ему не понравился сам жест. Объятья были обещанием единства и уюта. То есть обещанием иллюзии. Это делало подобные жесты ложью. Он знал, что Гор смотрит на вещи иначе. Но это не меняло сути. Гор лгал, но только не Мортариону. Он лгал самому себе.

Мортарион придавал гораздо больше значения своей церемонии ядов. Разделить глоток концентрированных токсинов с одним из своих воинов означало признать реальность их жизней. Мортарион и его легионеры стояли друг за друга горой, сражаясь в сплочённости, но никогда не претендовали на то, что высшая истина войны — это что-то иное, кроме смерти. В ядовитом тосте не было обещания, которое нельзя было бы сдержать. Он символизировал признание рисков и неизбежности конца.

Мортарион посмотрел мимо Гора, вверх по склону щебня, туда, где ждал Ангел. Встрече с ним господин Гвардии Смерти радовался куда меньше. Сангвиния настолько поглотила иллюзия благородства, что Мортарион постоянно чувствовал, как Ангел всё время взирает свысока вниз, пока сам кружит вокруг своего недостижимого идеала. Почему их Отец велел Ангелу явиться на Галаспар? Почему нельзя было позвать кого-то вроде Пертурабо? Возможно, тот стал бы союзником. А Сангвиний и Гор были так близки. Мортарион чувствовал собственную связь с Гором, но знал, что она куда слабее уз, соединивших Луперкаля с Ангелом. Он стоял перед единым фронтом, вне зависимости от того, признаются ли в этом эти двое — даже самим себе.

— Ну что ж, — обратился он к Гору. — Я здесь, чтобы отчитываться за свои действия?

— Да, — ответил Гор. — Мне не доставляет удовольствия говорить тебе об этом.

— В том, чтобы выслушивать подобное — удовольствия ещё меньше, — отрезал Мортарион.

Затем он поднялся по развалинам к Ангелу.

— Сангвиний, — произнёс Мортарион будничным и холодным тоном. — Итак, — обратился он к обоим братьям, — ну и что же, по-вашему, я здесь натворил?

— Вопрос не в том, что думаем мы, — отозвался Сангвиний. — Или, по крайней мере, до этого не должно дойти.

— Мы пришли слушать, а не просто наблюдать, — продолжил Гор. — Нам бы хотелось понять.

— Брось эту снисходительность, Гор, — отрезал Мортарион. — Я думал, ты выше этого.

— Никакой снисходительности. Если я когда-нибудь опущусь до неё, то буду неправ, и мне следует указать на мою ошибку. Но я имел в виду именно то, что сказал, брат мой. Мне нужно понять, что здесь произошло. Нам обоим нужно.

— Говорите так, словно исход войны был какой-то загадкой. Я пришёл сюда, чтобы привести Галаспар к Согласию. Я преуспел.

— Случай Галаспара беспрецедентен, — вмешался Сангвиний. — Это не похоже ни на одну из кампаний по приведению к Согласию!

— Что ж, в этом мы солидарны, — ответил ему Мортарион.

— Стало быть, произошедшее может многому научить. — Сангвиний многозначительно помолчал. — Всех нас.

«Лукавишь, Сангвиний? Надеюсь, что нет».

— Я вполне готов помочь тебе понять, — сказал Мортарион. Он буквально откусывал каждый слог, холодно взирая на Ангела.

Сангвиний ответил на его взгляд.

— Тогда помоги мне понять это. — Он указал в сторону одной из гор трупов. — К примеру, вот эти смертные. Чем они занимаются?

— Подсчитывают погибших членов Ордена, — пояснил Мортарион.

— Зачем это?

— Потому что я приказал.

Сангвиний покачал головой. Он открыл рот, чтобы сказать что-то ещё, но тут в разговор вклинился Гор.

— Это именно то, что мы и хотели бы узнать, — сказал Луперкаль. Он кивнул Сангвинию, тот пожал плечами и на время отставил свои возражения. — У нас есть вопросы касательно кампании, и о том, что осталось после ваших действий. Ясность поможет нам. Как и ты сам, Мортарион.

— Я верю в ясность, — ответил Мортарион, его голос продолжал звучать холодно и монотонно.

— Так ты поможешь нам понять?

— Ещё бы. — Несмотря на оборонительную позицию, Четырнадцатый примарх чувствовал в некотором роде рвение. Да, они должны понять. Должны увидеть всю правду о Галаспаре. Пускай займутся своим судом после этого. Быть может, тогда взор прояснится и у самого Отца. — Мне нечего скрывать.

— Мы не имели в виду ничего такого, — поспешил успокоить брата Гор.

— И нас беспокоит вовсе не твоя честность, — вторил ему Сангвиний.

— Тогда что же, моё правосудие?

— Именно так.

Повисла тишина, примархи продолжали буравить друг друга взглядом. Наконец, Гор прервал её.

— Было бы полезно, — начал он, — если бы у наших летописцев появилась возможность побеседовать с несколькими членами Ордена. Где содержатся заключённые?

— А их нет, — ответил Мортарион.

— Ты их выпустил? — спросил поражённый Гор.

Мортарион фыркнул.

— Разумеется нет. Пленных нет вообще, потому что никто из Ордена не уцелел.

— Ты убил их всех, — промолвил Сангвиний, очевидно, сочтя необходимым констатировать очевидное.

— Ага.

Подтверждение Мортариона сменилось очередным молчанием. Оно продолжалось достаточно долго, чтобы его братья не на шутку встревожились.

— Орден вёл записи, — сказал Мортарион, не обращая внимания на дискомфорт ситуации. — Его архивы колоссальны. Те, что пережили войну, всё ещё целы. Уверен, в них вы найдёте всё, что вам нужно.

— Да будет так, — согласился Гор.

— Мы можем провести наш совет на борту «Косы жнеца», если хочешь, — сказал Сангвиний, и на сей раз его тон казался сочувственным. Выражение в глазах Ангела напомнило Мортариону о печали его Отца, и ему это не понравилось.

— Нет, — отрезал Мортарион. Затем он указал на разрушенный улей. — Пусть ваше понимание придёт к вам вон там. Именно там началась битва за Галаспар, там же всё и решилось. Следуйте туда, братья мои. Осмотрите всё, что вам нужно увидеть. Вы хотите знать, как я вёл эту войну и почему? Да будет так.

Мортарион решил познакомить своих братьев с былым Галаспаром. Если его настоящее так огорчает их, он заставит родичей взглянуть на прошлое этого мира. Мортарион привёл обоих примархов к высочайшему шпилю центрального планетарного улья, Протаркоса. Внутри него располагался первичный командный центр. Точнее сказать, оболочка того, чем он был когда-то. Несколько проводов свисали с остатков потолка, едва ли напоминая о всевидящем невральном центре, который контролировал тридцать миллиардов жителей на одной лишь столичной планете империи. Пол потрескался, а потолок расплавился, оставив залу открытой потокам ядовитого ветра.