Аякс Пенумбра 1969 - Робин Слоун

Переводишь с греческого: «Искусство, или ремесло, судьбы».

– Очень хорошо. У нее долгая история – вот, – он выдергивает пухлую папку из середины груды, возвышающейся на его рабочем столе; заодно выскальзывают еще несколько, и теперь их содержимое разбросано по полу.

– Это, – постукивает он по папке, – работа другого комплектатора, Джека Бриндла. Ты увидишь, что след теряется примерно в 1657 году.

– А с Бриндлом что случилось?

– Умер в Макао. Очень загадочно. Как бы то ни было – 1657 год. Оттуда и начнешь копать.

Ты выясняешь, что «Тюхеон», как чаще называют эту книгу приблизительно три ныне живущих человека, которым есть до нее дело, вышел небольшим тиражом, но редкие когда-либо существовавшие экземпляры многих впечатлили. По-видимому, это пророческая книга, о чем в досье Бриндла свидетельствует множество вырезок. В 1511 году ее достоинства превозносит купец из Ливерпуля. Почти столетие спустя, в 1601 году, без нее не может работать лондонский прорицатель. Его ученик столь же восторженно расхваливает «Тюхеон», но, похоже, ошибается в каком-то важном предсказании, и в 1657 году его убивают. След багровеет и остывает.

Ты пускаешься на поиски. Едешь на поезде в Эрбану, Чикаго, Ист-Лэнсинг и Энн-Арбор. В университетских библиотеках и антикварных книжных лавках собираешь фрагменты, цепляешься за сноски и со временем накапливаешь собственное пухлое досье. Толку от него ничуть не больше, чем от архива Бриндла. Строчишь запросы всем подряд, но в ответ получаешь только сожаления.

Начинаешь подозревать, что «Тюхеон» попросту потерян. Делишься своими догадками с Лэнгстоном Армитеджем, а он напоминает, что твоя коллега Кэрол Джанссен недавно восстановила инкскую «Книгу снов», которой шестьсот лет.

– Вся книга была сплетена из нитей с узелками, мой мальчик, – каркает он, – и ее распустили на свитера.

И повторяет, для пущего эффекта:

– Она была в… крестьянских… свитерах.

Снова берешься за дело. Отслеживаешь поступления и сверяешь списки. И вот – прорыв.

В бумагах нью-йоркского врача и библиофила Флойда Декла нашлось письмо от его друга, доктора Виктора Потенте, отправленное в сентябре 1861 года из Сан-Франциско. Потенте пишет:

«А здесь ни один книготорговец не располагает такими сокровищами, как прекрасный Уильям Грей, который может похвастать первыми изданиями Галена и Везалия, да и еще одним томом, не столь научным, но не менее примечательным: пророческой книгой! Будь покоен, Флойд, я настойчиво убеждал продавца показать ее содержание, но он отказался, заявив, что для толкования ее роковых знамений требуется специальная подготовка. Взамен я предложил свое врачебное образование – сказал, что, несомненно, научился понимать некоторые мрачные знаки, – но продавец, мистер Фэнг, лишь покачал головой и вернул на заветное место фолиант под названием – «Искусство судьбы».

Глаза у тебя загораются. Записываешь имя. Уильям Грей. Записываешь еще раз. Стремглав несешься через хранилище, взбегаешь по лестнице, спотыкаешься, падаешь ничком. На верхнем этаже колотишь в дверь кабинета Лэнгстона Армитеджа – сердце выскакивает из груди, руки горят, – и дожидаешься его хриплой команды: «Войдите!»

Армитедж внимательно слушает твой рассказ о сделанном открытии. Новый источник, на два столетия более поздний! Имя книготорговца – Уильям Грей из Сан-Франциско! Недостающее звено!

Губы Армитеджа плотно сжимаются.

– Сан-Франциско, – каркает он.

Ты киваешь. Армитедж кивает в ответ. Потом вздымает пухлую ручонку, дирижируя, и дрожащим баритоном поет: «Если е-е-едешь… в Сааан-Фрааанциско…» Замолкает. Косится на твою стрижку «ежиком». Тычет пальцем:

– Цветам тут не за что держаться, Аякс.

Ты выдыхаешь. Сосредотачиваешься.

– Значит, я должен ехать на Запад?

– Мальчик мой! Ты уже должен быть там.

Пенумбра не рассказывает всего этого продавцу, но сообщает ему кое-что сверх строго необходимого для обозначения предмета своих поисков. Продавец напряженно слушает, брови его сосредоточенно насуплены, широкое поле лба изборождено морщинками. Подтягивающиеся к прилавку длинноволосые продолжают спрашивать ключ от туалета. Продавец выдает его молча, не возражая. Почти не глядя.

Заканчивая свою историю, Пенумбра называет имя сан-францисского книготорговца. Продавец молчит, раздумывая.

– Так, – изрекает он наконец. – Ни о каком Уильяме Грее я не знаю.

– К такому ответу я привык. Это не…

Продавец поднимает руку:

– Подождите. Спросим у Мо.

– Мо?

Передняя дверь с грохотом распахивается, колокольчик над ней надсадно гремит. Оглянувшись, Пенумбра видит, как сквозь толпу пробирается нечто незримое, сопровождаемое на своем пути волной приветствий:

– Здорово, Мо!

– Мо!

– Как делишки, Мо?

– Мо, кореш!

Длинноволосое море расступается, и возникает, сверкая лысиной, человек ростом не более пяти футов – не кто иной, как Мохаммед Аль-Асмари. На остром крючке его носа покоятся очки в круглой оправе. Одет он в облегающую куртку, темную и блестящую, с изящным воротником-стойкой. Он обращается к собравшимся в магазине.

– А ну-ка давайте все отсюда! – машет руками, разгоняя толпу. – Домой идите! Спать!

Никакой реакции. Песня играет дальше, народ как ни в чем не бывало смеется и флиртует. Вновь поворачиваясь к широкому столу, владелец магазина улыбается, и по всему лицу его светится сетка глубоких морщин.

– Изрядная толпа сегодня, мистер Корвина.

Продавец – Корвина – хмурится.

– Они купили две книги на всех, Мо.

– Ну и прекрасно, – говорит Мо, помахивая рукой. – Главное в нашем деле – наладить отношения. Мы ждем подходящего момента. Наблюдаем.

Он поворачивается и снова повышает голос:

– Эй ты! Как тебя, Феликс? Вот ты эту книгу три вечера подряд читаешь – купи уже!

Его мишень откликается, добродушно протестуя и жестом намекая на пустые карманы. Мо кричит в ответ:

– Ерунда! Пусти шапку по кругу. Уж три доллара-то стрясешь с этой шпаны.

Слышен легкий глумливый хор. Мо оборачивается, продолжая улыбаться.

– А здесь? – глядит на Пенумбру. – Новое лицо?

– Покупатель посерьезнее, – одобрительно кивает Корвина. – Мохаммед Аль-Асмари, познакомьтесь с Аяксом Пенумброй.

– Аякс! – повторяет Мо, рассматривая его с ног до головы. – Должно быть, родители на вас возлагали большие надежды.

– Ну как сказать… Мой отец – поэт, – протягивает руку Пенумбра. – Приятно познакомиться, мистер Аль-Асмари.