За сладкое приходится горько платить - Артем Черкизов

— Вот теперь и впрямь чистая работа, — бесстрастно сказал он.

Немного постояв, принялся за «зачистку местности». Мертвецов одного за другим без особого труда сбросил в озеро, с машинами же пришлось повозиться. Сначала он завел «Жигули» Малыша, предварительно их обыскав. Все это делал, не снимая перчаток, чтобы нигде не оставить отпечатков пальцев. Поставив «Жигули» на скорость, он убрал тормоз, и машина, сломав ограждение, с тяжелым «у-ух» ушла в темную воду. За нею тем же путем отправилась и вторая. В считанные минуты дамба опустела, лишь мерцали в ночи, быстро удаляющиеся габаритные огни машины Посредника.

* * *

Что-то тяжелое и темное ткнулось в резиновую лодку, которая тихо покачивалась посреди озера. Задремавший рыбак, мужчина пенсионного возраста, очнулся и с ужасом увидел поверх воды чье-то восково-бледное лицо. Рыбака чуть не хватил удар. Волна страха прошла по его телу мелкими мурашками, на секунду зажав в железном кулаке и сразу же отпустив уже порядком потрепанное сердце.

«Во блин! Утопленник!»

Вооружившись коротким веслом, он попытался оттолкнуть утопленника, неприятностей с милицией ему не хотелось, но внезапно услышал тихий не то стон, не то вздох.

«Неужто живой?» Рыбак сразу же отбросил весло, потому что одно дело, когда перед тобой просто утопленник, а совсем другое, когда этот утопленник вдруг подает голос.

— Эй, — тихо позвал рыбак, — ты что, живой?

В ответ он опять услышал нечто вроде тихого стона-вздоха. Видимо, человек, хотя и был без чувств, что-то еще механически предпринимал, чтобы держаться на плаву.

«Живой! Его мать!..»

Лодка была большая, с двойным дном, рассчитанная на трех человек. Рыбак придвинулся поближе к тому краю, где белело лицо, и ухватился за мокрую кожаную куртку. Ему стоило немалого труда перевалить утопленника через борт, да еще так, чтобы и самому не перевернуться.

Когда это ему наконец удалось, рыбак наскоро смотал удочки, обрезал ножом веревки с грузами, державшими лодку посреди озера, и торопливо погреб к берегу, где у него стоял видавший виды «Москвич». Время от времени рыбак переставал грести и прислушивался. Да, ему не показалось, в молодом мужчине, действительно, еще теплилась жизнь.

Нос лодки ткнулся в пологий берег. Рыбак выскочил на песок и, перебросив веревку через плечо, потащил лодку с неизвестным к темнеющей на обочине машине. Открыв обе дверцы, как-то исхитрился взвалить тело на заднее сиденье. Чтобы не возиться с лодкой, спрятал ее вместе с удочками в кустах.

До Кузнецка было двадцать километров — полчаса небыстрой езды. Рыбак выжимал из своего старичка-«Москвича» все возможное. На окраине города с боковой улицы выскочил гаишный «жигуленок». Рыбак облегченно вздохнул, нажал на тормоза.

— В озере выловил, — объяснил он патрульным. — Был живой, сейчас — не знаю, но дышал. Я там все бросил и — в город.

Гаишники перегрузили неизвестного к себе и, предупредив по рации клинику, с включенной сиреной рванули туда. А старика-рыбака отпустили, взяв, правда, у него координаты и сказав, чтобы завтра сам явился в отделение.

* * *

Будь выловленный в озере неизвестный, который, когда его привезли в клинику, еще подавал признаки жизни, рядовым утопленником, попавшим в воду по неосторожности, или пытавшийся таким образом покончить с собой, дело, конечно, быстро бы прикрыли. Но в его теле обнаружилось целых четыре пулевых ранения из автомата Калашникова!

С этим предстояло серьезно разбираться. И сразу же, с самого утра, не дожидаясь рыбака, нашедшего раненого, следовательская группа сама приехала за ним. Старик лишь недавно явился домой, потому что ему пришлось возвращаться за лодкой и снастями, не спал почти всю ночь и собрался было отдохнуть.

— Нам надо побывать на месте, где вы его нашли, — виновато развел руками следователь, которому поручили вести дело, майор Морозов. — Похоже, в воду он попал не по своей воле.

— Жив? — поинтересовался старый рыбак, на скорую руку заваривая себе чай прямо в кружке.

— Не знаю, как сейчас, — ответил Морозов. — Но, когда доставили в больницу, еще дышал.

Подъехали к тому месту, напротив которого старик рыбачил.

— Вот там, на середине озера, я обычно и стою, — показал он. — На живца там судак ночью хорошо берет.

Приехавшие с майором сотрудники прошли по кромке воды, внимательно осматривая берег. Вскоре все вернулись к машине.

— Чисто, — сказал тот, что ходил вправо.

— То же самое, — кивнул другой, ходивший в левую сторону.

— Откуда же его могло пригнать? — задал самому себе вопрос Морозов. — Не с неба же свалился.

— А может, с дамбы? — несмело подсказал рыбак. — Тут, в двух километрах. Привезли на машине и выбросили.

— Может, и так… — майор приподнял правую бровь. — А что, все равно другой версии у нас пока нет. — Вы с нами на дамбу съездите? — спросил, словно извиняясь, у рыбака. — А потом мы вас отвезем домой.

— Работайте, работайте, обо мне не думайте, у меня все равно по ночам бессонница, как впрочем и днем. Я лишь к вечеру, часов с шести и до одиннадцати, могу спать. И сам не знаю, отчего такая дурная привычка появилась.

До того места, где начиналась дамба, добрались минут за двадцать; пришлось сделать небольшой крюк. И как только машина оперативной группы проехала по ней километр, майор увидел свежий пролом в ограждении.

— Стоп! — приказал он водителю.

Вся группа собралась возле пролома, осматривая пятна крови на асфальте, в зеленоватой воде маячили очертания двух машин.

— Тут все и произошло, — уверенно сказал майор. — Садитесь, отвезете его, — кивнул в сторону рыбака, — организуете водолаза, экспертов, тягач, в общем, всю технику, какая требуется в таких случаях. А мы пока вот с ним, — Морозов взял за локоть своего временного зама, капитана Никитина, — походим, посмотрим, вдруг что и найдем.

Но ничего существенного обнаружить им не удалось. Впрочем Никитин высказал предположение, что на дамбе во время ночного происшествия было не две машины, а как минимум, три.

* * *

Малыш ощущал себя странно: в виде некоей воздушной массы, в которой лениво парили отдельные мысли, образы, воспоминания. Вспоминалось, к примеру, как отец всегда смеялся над ним и братом, когда они приходили к нему жаловаться на ушибы, ссадины, синяки, полученные во время уличных драк с другими мальчишками.

— У нас порода такая, что все заживает, как на собаке! — говорил, он. — На дикой собаке, той, что живет сама по себе.

Отец редко произносил вслух свою вторую фамилию — Цой, которая до недавнего времени красовалась в паспорте Малыша. Зато он часто вспоминал Приморье, его леса, в которых провел большую часть жизни. Нет, он там не охотился, он торговал. Причем умудрялся находить общий язык как с властями, так и с местным населением, с контрабандистами, с русскими военными. С последними делать деньги было легче всего: они брали все подряд. Они же и помогли ему в один из черных дней, когда у него возникли неприятности и им вплотную занялась милиция — грозил большой срок за валютные махинации.