Гений войны Кутузов. «Чтобы спасти Россию, надо сжечь Москву» - Яков Нерсесов

В 1764–1765 гг. новоиспеченный капитан служит в Польше в войсках Н. В. Репнина у генерал-поручика (-майора?) И. И. Веймарна. Именно здесь он получает свой первый боевой опыт – польская католическая шляхта (дворянство) взбунтовалась против навязанного ей Россией короля Станислава Понятовского и начался Первый раздел тремя европейскими «хищниками» – Россией, Пруссией и Австрией – панской Польши. На той войне Кутузов побывал дважды (второй раз – с 1768 по 1769 г.), поучаствовал в нескольких боях и стычках, даже сам командовал небольшим отрядом, но, по его же собственным словам, «войны еще не понимал», поскольку не чувствовал он еще в себе особого военного призвания. В то же время навыки партизанской войны или «малой войны с большими преимуществами» он усвоил и спустя десятилетия умело их использует против Великой армии Наполеона.

В промежутке между двумя «польскими командировками» Михаил Илларионович принял участие в подготовке Соборного уложения, которому, однако, в силу ряда непреодолимых причин не суждено было увидеть свет. Но работа в его подкомиссиях очень многому научила Кутузова, вплоть до завязывания выгодных знакомств и связей в политических структурах екатерининской империи.

Кроме военных наук Кутузов интересовался также литературой, искусством, театром (его он обожал до конца жизни), международной политикой. Из него мог бы получиться прекрасный дипломат, но именно в этот момент военная стезя все же перевесила ибо, как любил говаривать А. В. Суворов: «Где тревога – туда и дорога, где ура – туда и пора!»

И вот с 1770 г. обер-квартирмейстер Кутузов уже на очередной войне (новая императрица Екатерина II вовсю утверждалась в Европе с помощью штыков) – 1-й Русско-турецкой войне 1768–1774 гг. (или, как ее еще порой называют, 1-й «Екатерининской войне») в корпусе опытного генерала-майора Федора Васильевича Бауэра (Боура/Баура) (1731–1783). Он входил в 1-ю Дунайскую армию героя Гросс-Егерсдорфского сражения графа Петра Александровича Румянцева (1725–1796), слава о котором гремела уже давно, недаром сам прусский король-полководец Фридрих II Великий, встречавшийся с ним под Цорндорфом и Кунерсдофром, наставлял своих соратников: «Бойтесь собаки-Румянцева, все прочие русские военачальники не опасны». В той же армии в чине инженер-генерал-майора инженерными минерными командами ведал его отец Илларион Матвеевич (благодаря ему до нас дошли схемы и планы всех основных сражений той кампании), а при штабе служил и младший брат нашего героя – 16-летний кадет Артиллерийского и инженерного корпуса Семен Илларионович Кутузов. В сражении при урочище Рябая Могила (28 июня 1770 г.), находясь в авангарде наступающих русских войск, Михаил столь здорово себя зарекомендовал, что попал на заметку к своему начальству. Столь же хорош Кутузов был и 18 июля того же года на р. Ларге, где командовал гренадерским батальоном. А вот в самом Кагульском сражении он не участвовал, занимаясь охраной тылов, где ему не раз и не два приходилось отражать наскоки крымской конницы. Зато при ночном штурме Бендер, вошедшем в историю своим ожесточением и кровопролитием, он, уже в составе 2-й армии другого «екатерининского орла» – генерал-аншефа, графа Петра Ивановича Панина (1721–1789), снова «на коне»: лично ведет гренадер и мушкетеров в атаку на крепостные валы и стены. В общем, все – по Бонапарту, однажды сказавшему: «Мужество – добродетель без подделки!»

…Кстати, именно после штурма Бендер Михаил Кутузов впервые почувствовал «нерв войны»: он понял, что «чувствует себя в своей тарелке» не на штабных должностях, а в боевой обстановке. Именно здесь он может проявить свои задатки полевого командира: смелость, решимость, находчивость, инициативность, хладнокровие и, наконец, умение повести солдат за собой в атаку! Многие из офицеров-сослуживцев это тоже заметили и взяли себе на заметку, что «Кутуз» пуль и штыка врага не боится, перед ними не кланяется и не пригибается. Именно в румянцевской армии он научился по-настоящему «понимать войну»…

За отличия его производят, минуя чин секунд-майора, в премьер-майоры, а за умелую штабную работу в корпусе генерал-майора П. А. Текли в бою при Попешти близ Бухареста в 1771 г. он по представлению своего корпусного начальника – уже подполковник. Он растет в чинах, «словно на дрожжах», хотя ордена и наградное оружие пока обходят его стороной. А затем служба Кутузова под началом Румянцева внезапно прекратилась и он оказался во 2-й Крымской армии генерал-аншефа, князя Василия Михайловича Долгорукова.

По одной из версий, наиболее распространенной среди исследователей, кто-то из «доброжелателей» «Кутуза» донес Румянцеву, что этот молодчик, умевший удивительно точно копировать мимику, жесты, выговор, походку и повадки сослуживцев под смех товарищей, прекрасно копирует походку и манеры командующего армией, а тот был очень вспыльчив и обидчив. Не сложились у него отношения и с возглавлявшим румянцевский штаб генералом Бауэром. Заступничество отца не помогло.

В то же время по другой версии (не столь экстравагантной!), дело обстояло несколько иначе. Румянцев, устраивая русские войска на зимние квартиры, решил подсобить не столь удачливому «брату по оружию». Он направил к нему своего генерал-квартирмейстера Бауэра, а тот, зная способности весьма толкового офицера-квартирмейстера Кутузова, взял его с собой. Впрочем, этого «взгляда» на крутой поворот в судьбе «Ларивоныча» придерживаются лишь отдельные историки.

…Кстати, это происшествие не только лишило молодого Кутузова орденов, но и стало хорошим уроком: он стал более скрытным, замкнутым, предусмотрительным. В очной беседе с сыном Илларион Матвеевич сумел-таки втолковать своему сыну-проказнику несколько прописных истин: «умей держать язык за зубами», «умей сдерживать порывы своего остроумия», «умей владеть собой» и т. п. Причем проделал он это так искусно, что у его сынули навсегда пропали прежняя веселость и общительность – «сердца людей открыты Кутузову, но его сердце закрыто для них»! Раз и навсегда Михаил Илларионович усвоил урок отца: «подушка, на которой спит полководец, и та не должна знать его мыслей»! Так жизнь вносила свои коррективы в характер будущего многоопытного царедворца, дипломата и… Спасителя Отечества в «грозу 1812 г.». И очень много из его поведения и действий в ходе Отечественной войны 1812 г. следует объяснять именно этим мудрым посылом…

И тем не менее война под началом Румянцева стала для Кутузова своего рода академией военного искусства. Он близко видел, как Румянцев руководил боем. Более того, он постигал стратегию военных действий: Румянцев считал, что «никто не берет города, не разделавшись с войсками, его защищавшими». При этом не всегда следовало только наступать.

Так или иначе, в 1772 г. по вполне весомой причине – из-за «неуважения» к командующим – войну с турками подполковник Кутузов заканчивает во 2-й Крымской армии. В ней под началом В. М. Долгорукова он участвовал в завоевании Крыма и Кубани, где 23.07.1774 г. в бою под деревней Шумы (Шумной; сегодня в память о ранении Михаила Илларионовича – Кутузовка) (неподалеку от современной Алушты; между Судаком и Ялтой) со знаменем в руках повел за собой гренадер Московского полка (легиона) преследовать противника и был тяжело ранен в голову ниже левого виска: пуля вышла за правым глазом и чудом не задела мозг! Кутузов выжил, но со временем стал хуже видеть правым глазом. Эскулапы единодушно удивлялись: по всем медицинским консилиумам Кутузов должен был скончаться! О нем стали писать как о феномене, чуде из чудес в медицинских журналах и газетах, а поэт Гаврила Романович Державин запечатлел ранение Кутузова в бессмертных строках: «…смерть сквозь главу его промчалась. Но жизнь его цела осталась!»