Левиафан - Валерий Ковалев

— Глубина двести метров! Осмотреться в отсеках! — мигнул рубиновым глазком «каштан».

Вскоре стали поступать доклады с боевых постов — все шло в нормальном режиме.

Впрочем, гидроакустики зафиксировали сигналы «квакеров», что было характерным для данного района плавания.

Эти необъяснимые по своей природе, отдаленно напоминающее кваканье лягушек гидроакустические сигналы фиксировались советскими подводными лодками еще с начала семидесятых годов. Поначалу считали, что их издают глубоководные буи натовской системы «Сосус» и пытались засечь координаты. Однако всякий раз сигналы возникали из ниоткуда, в самых неожиданных районах Атлантики, на различных глубинах и частотах. Главкомом ВМФ была создана специальная группа, вплотную занявшаяся этим явлением, однако с развалом СССР работы свернули и к ним больше не возвращались. Тем не менее, по существующим канонам, время и место контакта с «квакерами» были отмечены в вахтенном журнале. Такова особенность подводного плавания — все, что имеет отношение к походу, должно фиксироваться. Через несколько часов, благополучно миновав опасный район, крейсер вышел на первый сеанс связи. Предварительно, приказав всплыть на перископную глубину, Морев поднялся в затемненную боевую рубку и оглядел ночной горизонт. Через инфракрасную подсветку перископа он выглядел непривычно ярко и таинственно. Над безбрежной пустыней моря низко висели облака, сквозь которые изредка пробивался свет далеких звезд.

Такие минуты в рубке Морев любил. Они отрешали от всего земного и давали ощущения первозданности и вечности бытия. От величия и вселенской тишины морских просторов веяло грозной силой и неизведанностью. И что в них человек? Песчинка разума, мгновение в пространстве.

Закончив осмотр водной акватории и отщелкнув в исходное рукоятки, Морев нажал кнопку и, проследив, как перископ плавно опустился в шахту, ступил в темный зев люка. В центральном, в неверном призрачном свете боевого освещения и мерцании экранов вырисовывались абрисы вахтенных. Подождав, пока двое из них убрали навесной трап и задраили нижнюю крышку рубочного люка, командир уселся в свое кресло и кивнул вахтенному офицеру. Тот отдал ряд негромких команд, и лодка стала погружаться. На пятидесятиметровой глубине в ее легком корпусе, на корме, бесшумно открылась сдвоенная аппарель, и во мрак скользнуло параванное устройство системы подводной связи. А немного спустя из недр ракетоносца в доли секунды выплеснулся и унесся к поверхности, а оттуда в космос, импульс переданной информации. После этого, подобно рыбе-прилипале, параван подтянулся к кораблю, приник к его корпусу и исчез.

— Уходим на триста, — бросил Морев Корунскому, когда в центральный поступил доклад от связистов о завершении сеанса.

— Боцман, погружаемся на триста метров, — приказал тот сидящему за пультом мичману.

— Есть, — коротко ответил тот и едва уловимо шевельнул манипуляторами рулей. Субмарина послушно отреагировала и стала уходить на глубину. Бесшумно влекомая лопастями движителей в неизвестность, она скользила в холодном мраке над подводными пиками и каньонами, нарушая своим присутствием установившийся порядок жизни их обитателей. А тех было немало.

В студеных, согреваемых Гольфстримом водах Норвежского моря жировали косяки трески и носились пугливые стаи сельди, преследуемые хищными касатками. На некотором удалении за лодкой следовали вездесущие акулы, а порой, в глубине, мелькали огромные, расплывчатые тени финвалов.

Не было пустынным и дно. С древних времен это арктическое море бороздили черные дракары викингов и смоленые ладьи новгородцев, многие из которых находили здесь свое последнее пристанище. Покоились тут и английские суда северных конвоев, а также поросшие водорослями лодки немецких кригсмарине. Порой на ржавом буйрепе во мраке возникал силуэт глубоководной донной мины, все еще ждущей свою жертву…

Когда необходимый маневр был завершен и из отсеков поступили доклады об их осмотре, Морев удовлетворенно качнул головой и встал с кресла.

— Ну, вы, Гарик Данилович тут пока руководите, а я пройдусь по кораблю, — сказал он вахтенному офицеру и спустился в люк, ведущий на среднюю палубу.

Помимо прочих многочисленных обязанностей, командирам лодок предписывалось ежесуточно осматривать отсеки в походе. И отличавшийся пунктуальностью Морев никогда не пренебрегал этим правилом. За свою службу он повидал всякое и самым бодрым докладам предпочитал личную проверку. Тем более, что, как и везде, придуманный каким-то идиотом «человеческий фактор», а попросту махровое разгильдяйство, в Вооруженных Силах набирал все большие обороты. Но одно дело, когда ты командуешь танком или сверхзвуковым истребителем, и совсем другое, когда это ракетный крейсер стратегического назначения. Да еще в море, которое не прощает даже малейших ошибок.

В свое время, высшие военачальники именно на этот «фактор» и ссылались, прикрывая себя и оправдывая гибель «Комсомольца», а затем и «Курска». А этому, как и многие, Морев не верил, имея собственное мнение.

Обход, как всегда, он начал с первого отсека, где, помимо обычных, в нижних торпедных аппаратах покоились приведенные в боевое состояние торпеды с ядерными боеголовками.

Вахтенным снова был Ксенженко, который, мурлыча что-то под нос, внимательно изучал разложенную на боевом пульте схему. При появлении командира он шагнул ему навстречу и доложил о результатах несения службы.

— Как тут наши красавицы? — кивнул Морев на опломбированные крышки нижних аппаратов.

— Чего им сделается? — прогудел мичман. — Лежат, ждут своего часа.

— А это что у тебя? — ткнул Морев пальцем в схему.

— Принцип работы электромагнитного взрывателя. Решил освежить в памяти.

— Что ж, похвально, а где трюмный? Что-то я его внизу не видел.

— В выгородке компрессора, товарищ командир, занимается профилактикой.

— Да? А ну-ка, посмотрим. И спустившись на среднюю палубу, они отдраили дверь выгородки.

Там, у массивной туши компрессора, в хитросплетениях трубопроводов и вентилей, скрючившись на пайоле, сидел трюмный и орудовал ключом на фланце одного из соединений. Увидев командира, вахтенный попытался встать и ткнулся головой в кронштейн.

— Сиди, Дараган, сиди, — положил ему руку на плечо Морев. — Чем занимаешься?

— Да вот, прокладку меняю, товарищ командир, — шмыгнул носом старшина. — Пробило при выходе.

— Ну, ну, — одобрил Морев. — Давай, старшина, трудись.

В течение последующего часа Морев обошел все отсеки и боевые посты крейсера, оставшись довольным состоянием несения вахты. Главная заслуга в этом была старпома, который отвечал за организацию несение службы на корабле и безжалостно разносил нерадивых. А такие были, как, впрочем, и везде. Многие, и в том числе офицеры, недолюбливали дотошного капитана 2-го ранга, но Морева тот вполне устраивал. Старпом, как говорят, был на месте.

Напоследок командир решил зайти на пульт ГЭУ,[5]располагавшийся на нижней палубе третьего отсека. Помимо вахтенного инженера, там оказались механик и лодочный особист. Инженер объяснял старшему лейтенанту принцип управления ядерным реактором, а механик просматривал записи в рабочем журнале.