Дневник призывателя - Юлия Ставицкая

оказался простым пристанищем тела. Обыкновенной могилой, каких тут сотни. Ведь, старик, похороненный тут, не прост даже без всяких баек.

Начать хотя бы с того, что его гроб был пуст. В храме, когда его отпевали, отдав дань старым традициям, тело было, а стоило отвезти этот деревянный ящик на кладбище, как оно испарилось, словно никогда тут и не лежало.

Тело искали, но так и не нашли – похоронили пустой гроб. Скудные знакомые молча постояли, да и разошлись. Никто из присутствующих не знал старика достаточно хорошо, чтобы грустно вздыхать или плакать. Все те, кому он был действительно дорог, не могли присутствовать при его отбытии в последний путь. На фотографиях, которые бережно хранил старик, все близкие ему люди были зачёркнуты – он ставил алые крестики, прощаясь с ними. Он не ходил на их похороны, но знал, что их нет. Хоть и отрицал все в разговорах. Он не хотел видеть их мертвыми, чтобы дольше обманывать себя и убеждать, что дорогие люди еще здесь, рядом с ним. Когда-нибудь они еще соберутся, еще сделают общее фото, как тогда, когда ему было тридцать пять. Будут смеяться, обсуждать планы на будущее и верить, что у них все еще будет хорошо, ведь возраст – не более чем цифра.

Но последний алый крест поставлен. Гроб закопан. Все разошлись.

Пусто! Как же… Нет.

Остался мальчишка, нервно сжимающий зонт и его собака, крупная шавка, дергающаяся из стороны в сторону. Ей явно что-то не нравилось, но она не могла понять что, лишь нервно скулила, поглядывая на хозяина и периодически припадая к земле.

Возможно, она что-то слышала, что-то, что не принадлежало этому миру. Некий белый шум, стремящийся поведать историю тех, кого уже нет.

Дождь, прекратившийся незадолго до церемонии, вновь начал набирать обороты. Мрачные желтопузые тучи грозились разверзнуть свое брюхо и разразиться грозой, рокочущей и ослепительной, точно само небо зло и недовольно гибелью старика, хранившего свои секреты до самой смерти.

Повеяло непривычным холодом, и мальчишка поежился, натянув махровый клетчатый шарф на подбородок. Пес прижался к нему, жалобно пожаловавшись на свою тяжелую судьбу – ему хотелось поскорее уйти, кинуться прочь со всех лап, но он не мог бросить хозяина. Он считал, что в ответе за своего человека, и если тот решил умереть, то пес обязан погибнуть вместе с ним.

Все же люди не заслуживают собак, способных любить людей так, как другим и не снилось – предано и самоотверженно, больше, чем самих себя.

– Вы мне так ничего и не рассказали! – возмутился мальчишка, точно был уверен, что сейчас старик восстанет из могилы, признает, что его смерть не более чем глупая шутка, и как на духу поведает всю свою историю от рождения и до сего дня. – Вы обещали! Александр Михайлович… – жалобно и по-детски. – Обещали…

Старик не явился. По-прежнему улыбался лишь с фотографии, на которой он был непривычно молод и красив. Живой, смеющийся, отрицающий смерть – такой, каким его запомнили близкие. Наглый и жестокий – такой, каким он представал перед недоброжелателями. И эти глаза, что кажется смотрят в саму душу… Куда бы ты не пошел, эти очи будут следить за тобой. Слишком настоящие, чтобы быть простой фотографией.

Но теперь ему все равно, что о нем думают люди. Ему не важно, сколько обещаний так и остались словами. Мертвые не интересуются тем, что было у них при жизни, только если это не было важнее самого их существования.

– Пожалуйста… – прошептал мальчик и выронил зонт, подставив лицо первым каплям, обжигающе-прохладным, но почему-то приятным. Они приводили мысли в порядок. Приминали волосы, опускали на глаза челку. – Я всего лишь хочу знать правду. О моем деде, о вас, о том, чем вы занимались. О тех странных фотографиях, которые хранила бабушка Марта.

Тихие слова, обращенные в никуда. Здесь и сейчас перестало быть таковым, став тем, что называют никогда.

Собака истерично взвизгнула и затихла. То, что она почувствовала, было гораздо страшнее всего, что она могла представить, а потому лишь молча раскрывала рот и ближе пододвигалась к хозяину, стараясь стать незаметной на его фоне, если и вовсе не исчезнуть.

Мальчишка посмотрел на нее, не понимая, чем вызвана такая реакция.

– Есть вещи, которые лучше не знать, – спокойный хриплый человеческий голос. Некто бесшумно подошел со спины, заставив мальчишку вздрогнуть – он не заметил, как кто-то оказался тут. Ему казалось, что все разошлись. Да и похожего лица он сегодня не видел. Слишком оно правильное, запоминающееся и выразительное. И этот пронзительный взгляд иссиня-чёрных глаз. Или голубых? А может зеленых? Сложно понять из-за круглых желтых очков без оправы.

Мужчина улыбался и изменялся все сильнее, точно не мог определиться с обликом.

Мальчишка встряхнулся, отгоняя видение. Наслушался баек и теперь мерещится черт возьми что. Так недолго начать утверждать, что он увидел самого Воланда, явившегося за очередной Маргаритой. Но нет. Это обычный человек, который, по всей видимости, не захотел толпиться среди незнакомцев. Наверное, он один из немногих, кто действительно знал старика.

Мужчина скосил взгляд на крест, вытянув перед собой руку, точно закрывая дату смерти. Прищурился и кивнул сам себе, признавая, что так оно гораздо лучше.

«Александр Михайлович Винницкий. 1983 –…».

Мальчишка невольно поправил повязанную на лоб черную ленту. На месте ли она еще? Да. Мимоходом зачесал назад волосы, чтобы не мешались. Мокрые каштановые пряди лезли в глаза, заслоняя обзор.

– Есть прошлое, которое лучше не ворошить, – весомо добавил человек, опустившись на корточки перед крестом с таким одухотворенным взглядом, точно собрался читать молитву, восхваляя некоего бога.

Он что-то достал из своей поясной сумки, положив на землю. Отстранился, будто любуясь, а мальчишка вытянул шею, стараясь разглядеть предмет. Нечто блестящее, маленькое. Нахмурился. Озадаченно приподнял бровь. Кольцо. Явно мужское и… Обручальное?

– Это принадлежит ему, – задумчиво протянул мужчина и, пожав плечами, вырыл небольшую ямку, в которую и поместил кольцо, засыпав землей. Правильно сделал, а то еще украдут, как дети таскают конфеты. Мертвым может и все равно, но у живых останется неприятный осадок. Посмотрел на мальчишку и покачал головой. – Женщина, ради которой он был готов на все, умерла совсем молодой. Белое платье она примерила уже после смерти. Красивое, нежное, как она сама, напоминающее белый лотос. Тогда она казалась мне живой, дышащей, просто спящей. Увидев ее в гробу, я подумал, что вот она, спящая красавица, принцесса Белоснежка, отравленная злой старухой-мачехой. Где же принц, который спасет ее от заклятия и пробудит ото сна? Но это была