Дневник призывателя - Юлия Ставицкая

разные встречи и в клубы, чтобы не упустить свою судьбу и надо же – встретил! Но что стало причиной? То, что тебе нагадали или то, что ты изменился? Не делай ты ничего, так бабкины слова оказались бы брехней собачьей, но ты в них поверил и решил соответствовать, что и осуществило пророчество. Розенталь же подтвердил теорию на примере учеников, учителям которых внушили, что дети обладают высоким интелектом. Следовательно эффект становится законом. Законом притяжения, если точнее, который имеет такие догмы, как материальность мыслей и притяжение подобного подобным.

–А Пигмалион? – мальчишка склонил голову набок. Его увлекли слова незнакомца, однако подсознательно он хотел, чтобы тот замолчал и позволил задать совсем другие вопросы, но смелости изменить тему не хватало. Он чувствовал себя нерадивым студентом, оказавшимся на внеплановой лекции. По философии или психологии. Сложно сказать, чего тут было больше,

– С ним тоже все предельно просто. Этот мифический царь Кипра создал из кости чудесную статую прекрасной Галатеи. Она очаровала его своей красотой, затмевающей всех земных женщин, и он полюбил ее, отдав и сердце и душу. Пигмалион начал думать, как оживить статую, проводя возле нее дни и ночи. Он относился к ней, как к живой, что не укрылось от Афродиты, которая и оживила Галатею. Искренняя вера исполнила желание, так сказать, – мужчина возвёл взгляд к небу и фыркнул. Дождь шёл медленно, словно нехотя. Толстопузые тучи роняли скудные капли, точно пытались удержать всю влагу в себе до тех пор, пока мужчина не прекратит говорить.

Тишина. На землю мерно падают капли, прибивая грязь.

Небо старается не плакать.

– А..? – мальчишка начал и замолчал. Как сказать о важном? Зачастую когда можешь получить ответы, не находится слов, а все вопросы кажутся не такими уж и важными.

– Саша тоже был убежденным человеком. Но только он был уверен, что он плох. Монстр, если так угодно, – снял очки и повертел их в руках.

– А вы?

– Я тоже не сомневаюсь, что таковым являюсь. Им же пришлось стать теми, кем ни один нормальный человек не согласится быть. Но сражаясь с чудовищами, рано или поздно начинаешь примерять их шкуры.

– Им?

– Именно. Команде отчаянных людей, охотящихся на тех, кого не существует для официальной науки.

– О ком вы? – мальчишка никак не мог понять. Очень похоже, что его собеседник шутит, смеется. Вот и уголки губ приподняты. Но взгляд прямой и уверенный. Лжец так не смотрит. – Какая наука?

Мальчик мысленно воссоздал фотографии. Там было много людей. Скорее всего, этот человек говорит о них. Но причем тут все остальное?

– О монстрах, чудовищах, демонах, конечно, – мужчина улыбнулся шире. – Александр знал о них многое. Рассказывать, правда, не любил. И если ты понял, мы говорим о людях, что его окружали.

– Вы так хорошо его знали? Кем вы были для него? Да и вообще, кто вы? – мальчишка не выдержал. – Вы ведь знаете всю правду, да? Я пытался выведать все сначала у деда, потом у Александра Михайловича. Их слова стали вечным потом. Крохи информации, да и только. Я же хочу знать все.

– Сильное заявление для такого юнца. Человек не способен познать все. Но повспоминать эту историю я не прочь. Тем более он сам ее не захочет поведать.

«Не сможет», – подумал мальчишка: «Мертвые не могут говорить».

– Ты похож на Антона, – невпопад заметил мужчина, вновь напялив очки. Эти желтые стекляшки странно меняли его. Делали каким-то другим, точно не настоящим.

– Вы знали деда? – чему удивляться?

– Иначе я бы не знал этой истории. Ты на него похож, хоть и гораздо стройнее, – смешок. – Саша говорил, что Антон сдал с годами, но ты об этом знаешь лучше. Я же общался в последнее время только с Сашей. Пили чай вместе. Ели пироги. Кто я? Никто, по сути. Так, собеседник и скудный помощник, который так и не смог выполнить обещание. Впрочем, себе я тоже не помог. Бесполезен, как есть. Называть меня можешь Агриэлем, сокращай, если будет угодно, – пожал плечами. – Александра я бы назвал другом, если можно. Сложно точно ограничить то или иное понятие. Лгать и поступать лишь себе во благо умели мы оба. Все эти слухи, которые ты конечно, слышал…

– Призраки девяти людей, сатанизм, принесение в жертву девственниц и купание в крови? Да, слышал. Люди при жизни его не замечали, а теперь строят пирамиды из домыслов.

– Есть такое. Но, правда, всяко интереснее. Расскажи ее широкой публике – никто и не поверит.

– А вы попробуйте. Хотя бы мне.

– Ну, да. Чем черт не шутит. Это, как игра негодяя и ангела в кости. Последний проиграл свои крылья и пошел по земле, не зная, что рядом бродит его Бог, который снял венец, продал последнюю рубаху и забыл, кто он есть. Это хорошо описывает историю, где периодически приходится оправдывать существование света, чтобы не потонуть во тьме. Однако не жди ни героев, ни чудес, ни святости, ни тем более самопожертвования. Моя история отнюдь не о том, кем хочется восхищаться. Она не о рыцаре, не о спасителе, да и не просто о хорошем парне. Я поведаю тебе историю обычного человека, с пороками, страхами и чувствами, о чудовище, шкуру которого придется надеть, о твари, думающей лишь о себе и лжеце, обманывающем даже себя. В обычном повествовании он стал бы злодеем, но эта история о нем.

Слова прозвучали, и вспыхнула молния, на миг высветив за спиной мужчины мощные, хоть и порядком покореженные изломанные пернатые крылья.

Видение исчезло, но ощущение осталось.

***

Эта история была рассказана на могиле, когда почти все участники событий отправились на встречу с тем, в кого не верили.

Около креста стояли двое, один из которых не подозревал, что беседует с демоном Гоэтии.

Глава 0. То, что действительно важно

Кто хочет оправдать существование, тому надобно еще и уметь быть адвокатом Бога перед дьяволом.

Фридрих Ницше.

Сумерки – особое время. Когда они опускаются, город замирает, затаив дыхание. Время становится более вязким и ощутимым, а движения – медленными.

Есть в них что-то прекрасное и отчужденное. Это миг между загруженным и суетливым днем, полным напряжения и сил, и ночью, дарующей одним покой, а другим развлечения. День создан для работы, а ночь для души. Сумерки же вне власти людей. Они только миг. Чарующее видение. Город, что нарисован на стекле, как в старой песне.

Мне этот миг всегда был по душе. Что в молодости, что сейчас. Однако было и нечто, что не давало мне покоя.

Я шел, словно одна