Покровитель для ангела - Саша Ким

Твердой поступью матушка шагает по коридору. И я за ней. Стараясь не думать об уготованной мне казни, завороженно наблюдаю, как развивается черная ткань ее длинной юбки.

Поднимаю глаза только когда мы оказываемся перед массивной дверью, ведущей в библиотеку. Вот же ж! Неужели еще и вычислила, кто книжки подворовывает? Морщусь, чувствуя, что в этот раз мне действительно нехило перепадет.

Матушка не спешит входить. Поворачивается ко мне и начинает сдержанным голосом:

— Тебя пригласили на беседу. Дамир — благодетель нашего монастыря. Будь вежлива. Пусть ты и не говоришь, но даже взглядом не смей выказать неуважения! Ты поняла меня?

Поняла-поняла. Киваю уверенно, как никогда!

Судя по всему это что-то вроде собеседования перед постригом. А значит мой последний шанс!

Пусть моя мать основательно укоренилась в этом монастыре как мой опекун, и ей слова никто против вставить не смеет, относительно меня. Ведь она все свои решения подкрепляет справками о моей недееспособности. Но уж человек со стороны поймет, что эта идея с постригом против воли шита белыми нитками. И не допустит подобного кощунства.

Шагаю вслед за матушкой через порог библиотеки. Поднимаю голову, и натыкаюсь на пристальный взгляд бурых, едва ли не красноватых, глаз.

Значит вот кто у нас главный босс? А выглядит вполне по-мирски.

Огромный, словно медведь из моих галлюцинаций. Одет в строгий костюм, а вовсе не в рясу, как я ожидала стоя за дверью. Упирает мощный кулак в дубовую столешницу и опускается за стол, ни на секунду не отводя от меня пристального взгляда.

Впервые вижу такого мужчину. Нарочито спокойный. Словно искусственно. Однако глаза выдают сдерживаемый, будто против воли, темперамент.

Складывается ощущение, что под слоем одежды натурально бурлит лава. Кажется, ему греховно даже просто находиться в святой обители. Да и разве бывают такие накачанные батюшки? Он руку складывает, задумчиво поправляя галстук на широченной шее, и кажется, что несчастный пиджак вот-вот треснет от напора его бицепса.

Вижу, как уголок пухлых губ, очерченных темной бородой, подтягивается вверх, слабо напоминая улыбку. Надо мной смеется? Так я ведь еще даже не начинала.

Матушка подает голос:

— Толкуйте, — обращается она к мужчине, пока я, изображая покорность, опускаюсь за стол напротив гостя. — Правда, она не говорящая.

Этот факт почему-то вовсе не смущает незнакомца. Он кивает матушке и вновь переключает внимание на меня. Смотрит пристально, словно в душу мне заглянуть хочет. И молчит.

Голову слегка набок склонил, будто прислушивается. Да кроме мерных шагов матушки за моей спиной, больше ни одного звука не слыхать.

Отстает от спинки стула, слегка подаваясь ко мне через стол. Почему молчит? Ждет, пока я первая заговорю? Так я не намерена!

Словно обороняясь, откидываюсь назад и складываю руки на груди. Вызывающе выгибаю бровь, которой даже не видно под моим головным убором. Однако он принял вызов.

Вижу, как в бурых глазах мелькнул живой огонек. Что это? Заинтересованность?

Чего бы он мог ждать от меня? Исповеди? Последний раз, когда я решилась на эту глупость, оказалась сумасшедшей. После того решила, что открывать рот — себе дороже.

Тереблю подол в ожидании, когда незнакомец наконец заговорит. Но он явно не спешит.

И так в полной тишине проходит без малого четверть часа.

На меня вдруг снисходит озарение. Может это испытание на монашеское смирение? Так чего же я тогда сижу как дура?!

Вскакиваю на ноги, всем своим видом желая показать, что более оставаться тут я не намерена. Решительно подхожу к двери и дергаю ручку.

— Тебе ведь все это чуждо. Не так ли? — вдруг врезается в спину вопрос.

Я столбенею у двери. Чувствую, как по телу мурашки от этого глубокого голоса разбегаются. Словно я его уже где-то слышала. Будто во сне. Или в галлюцинации...

Резко поворачиваюсь к обладателю бархатистого баса и куда пристальнее вглядываюсь в лицо. Это действительно он сказал или снова воображение шалит?

Мысли прерывает неожиданная затрещина. Что еще за.

Зло поворачиваюсь.

— Немедля села на место! Разве я не велела, проявить уважение к нашему гостю! — шипит матушка.

Закатываю глаза, стараясь справиться с накатившими эмоциями. Значит мирно расстроить ваши планы не выйдет.

Ну что ж, семерых одним ударом! И перед гостем выложусь на всю катушку, и от матушки избавлюсь — ее всегда из себя выводит, когда я так делаю. Мне ведь все равно уже достанется! Помирать, так с музыкой!

Набираю полную грудь воздуха, и. начинаю лаять, что есть мочи. Голос звенит, отбиваясь от книжных полок, и скоро словно заполняет своими отголосками все пространство библиотеки, становясь едва ли не оглушительным.

Матушка отшатывается. Крестится. И бормоча что-то под нос, спешит покинуть библиотеку, громко хлопнув дверью прямо у меня перед носом.

Бросаю яростный взгляд в сторону гостя, продолжая тихо рычать, скалясь. Однако он все еще сидит с невозмутимым лицом, лишь губы слегка дернулись в саркастичной усмешке.

— Теперь, когда благодаря твоему нетривиальному образу мы остались наедине — поговорим начистоту, — начинает он, как ни в чем не бывало.

Постукивает пальцами по столу, словно раздумывая, как бы меня заткнуть.

Да только нет такого средства, уважаемый! Я ведь блаженная!

— А я бессмертный, — вдруг выдает гость.

От неожиданности перестаю рычать, едва сдержав смешок. И кто из нас тут полоумный? Гость удовлетворенно кивает каким-то своим мыслям:

— Со мной можешь не притворяться сумасшедшей. Я слышу твои мысли.

Закусываю губу изнутри, пытаясь не рассмеяться. Вот чудак! У него хобби такое, монашек развлекать? С виду такой серьезный дядька, а тут «бессмертный»! Ага! Что ж, тогда я наполеон! Причем торт!

Я ж не из леса! Фильмы всякие видала. Так что придётся придумать сюжет пооригинальней, чтобы меня из колеи выбить. Но ход засчитан, это и правда было неожиданно.

Небось, сейчас этот Карабас еще скажет, что он вампир, и сюда пришел, чтобы выпить моей кровушки. И вообще я для него особенная.

— Нет, — спокойно говорит он, будто я задала вопрос. — Я вовсе не вампир.

На секунду напрягаюсь. Чистой воды совпадение. Теория вероятности в действии...

— И кровь не по моей части, — невозмутимо продолжает он. — Но да. В какой-то мере, ты — для меня особенная.

С минуту стою с открытым ртом, пытаясь найти для того что сейчас происходит логичное объяснение.

Он больной? Или я таблетки не выпила? Точно! Про таблетки-то я и вовсе забыла. Вот бестолочь! Оттого и медведь, и голоса опять шалят.