Луна цвета стали - Макс Глебов

— Эрих фон Шлиман! — Тресков не верил своим глазам. Теперь он вспомнил, откуда ему знакомо это лицо. — Но вы ведь попали в плен! Вас захватили те русские диверсанты, доставившие столько проблем перовой танковой группе.

— У вас хорошая память, — кивнул Шлиман, — мы с вами тогда почти не общались, но все, что нужно вы запомнили. Чувствуется хватка настоящего офицера штаба.

— Но как же…

— С вашего позволения, я опущу подробности, герр оберст, — с лица Шлимана исчезла улыбка. — Скажу лишь, что в плену действительно побывал, и то, что я там увидел, мне не понравилось. Однако мы здесь не для обсуждения моих воспоминаний.

— Я понимаю, — кивнул Тресков.

— Мы в курсе ваших взглядов, полковник, — спокойно произнес молчавший до этого момента Рихтенгден. — Вы ведь их особо и не скрываете.

— Значит, все-таки настоящая причина вашего визита именно в этом, — невесело усмехнулся Тресков, — Но почему Абвер? Мне казалось, такими вопросами у нас занимается гестапо.

— Ну, в данном вопросе тайной полиции действительно следовало бы действовать тщательнее, — Рихтенгден остро взглянул на Трескова. — В вашем случае они явно недоработали.

— Что вы имеете в виду? — вдоль позвоночника Хённинга пробежал неприятный холодок.

— Прежде всего, ваши контакты с тайными оппозиционными группами, ставящими своей целью отстранение Гитлера от власти, — пожал плечами Шлиман. — Вам ведь должны о многом говорить такие фамилии, как Гёрделер и Штауффенберг.

— Я вас не понимаю…

— Всё вы прекрасно понимаете, полковник, — резко, но без угрозы в голосе оборвал Трескова Рихтенгден. — Я могу назвать еще десяток фамилий. Впрочем, к чему сотрясать воздух? Ознакомьтесь лучше с парой любопытных документов.

По кивку Рихтенгдена майор Шлиман протянул Трескову тонкую папку. Хённинг внимательно прочитал два листа машинописного текста и поднял глаза на офицеров Абвера.

— Я арестован?

— Как вы совершенно верно заметили, полковник, мы не из гестапо, так что об аресте можете забыть, — сухо ответил Рихтенгден, — вот только впредь я бы рекомендовал вам тщательнее следить за своими словами. Сейчас мы зададим вам несколько вопросов о русском стрелке, свидетелем охоты на которого вы были в сентябре, и я буду вам весьма признателен, если для всех, кто станет спрашивать вас о том, что от вас хотели люди из Абвера, вы ограничитесь рассказом именно об этой части нашей беседы. И вот еще что. Через несколько дней вас переведут в Берлин, в штаб формируемой танковой армии, командование которой поручено генералу Роммелю. Мы рекомендовали вас генерал-полковнику Гальдеру, как весьма перспективного штабного офицера, и он надеется, что ваше появление в столице пойдет на пользу общему делу нашей победы над врагами Рейха. Я достаточно ясно изъясняюсь?

— Более чем, герр оберст, — кивнул фон Тресков, ощущая, как его начинает отпускать запредельное нервное напряжение, постепенно сменяясь совсем другими чувствами.

Полностью снять блокаду Ленинграда не удалось. Несмотря на очень бодрое начало операции, войска Волховского фронта смогли добиться лишь частичного успеха. Генерал- полковник Кюхлер, подстегиваемый угрозами расправы из Берлина, смог перегруппировать свои дивизии и заставить их вгрызться в мерзлую землю юго-западнее Мги.

После недели упорных боев вторая ударная армия заняла Любань и продолжила наступление вдоль Московского шоссе. Воспользовавшись тем, что все доступные резервы немцы перебросили против генерала Клыкова, войска Ленинградского фронта прорвали фронт и смогли продвинуться на пять-семь километров навстречу бойцам второй ударной.

Прекрасно понимая, что вот прямо сейчас русские отрежут дивизии его левого фланга и прижмут их к берегу Ладоги, фон Кюхлер приказал своим войскам немедленно отходить из района Шлиссельбурга и Синявино. Именно эти дивизии в итоге и остановили дальнейшее продвижение второй ударной армии, а наступление войск Ленинградского фронта выдохлось само собой — защитникам осажденного города удалось выделить для этой операции слишком мало сил и боеприпасов.

Разгромить группу армий «Север», как это планировала Ставка, не получилось. Тем не менее, в блокаде Ленинграда удалось пробить изрядную брешь. Уход немцев из Шлиссельбурга и Синявино привел к образованию двадцатикилометрового коридора вдоль берега Ладожского озера, соединившего город с «большой землей». На этом силы Волховского фронта окончательно иссякли, и генерал армии Жуков отдал приказ войскам перейти к обороне.

На всем гигантском фронте от Ладоги до Черного моря наступила оперативная пауза. И Красная армия, и вермахт испытывали огромные проблемы буквально во всем. Войска нуждались в отдыхе и пополнении. Промышленность не справлялась с восполнением потерь в технике и со снабжением войск боеприпасами. В итоге в конце января произошло лишь одно значимое событие — немцы полностью прекратили применение химического оружия. На ультиматум они так и не ответили, но я видел, как остатки запасов химических снарядов и бомб грузятся в вагоны и отправляются обратно на территорию Германии.

Сталин отнесся к этой новости с большим удовлетворением. В нем, вообще, в последнее время чувствовалось все больше веры в собственные силы. Хитрый грузин и в истории с ультиматумом показал себя опытным политиком. В свое время я предлагал передать немцам, что в случае их отказа от применения боевой химии мы не будем использовать на Восточном фронте термитные снаряды и боеприпасы объемного взрыва. Однако, как оказалось, товарищ Сталин счел, что с немцев хватит и одного термита, и теперь, я думаю, был этим решением очень доволен. Несмотря на то, что я прибыл сюда из совсем другой эпохи и имел за спиной немало высоких технологий, в политических играх Верховный явно мог дать мне сто очков вперед.

Корпус, как я и предполагал, у меня забрали. Жуков моими действиями остался доволен, и, похоже, уже строил в отношении меня какие-то далекоидущие планы, но у других членов Ставки, судя по всему, имелись собственные соображения насчет дальнейшей судьбы товарища Нагулина, и Георгий Константинович явно оказался в меньшинстве.

Ждать пока в беспокойные головы Сталина, Берии или Шапошникова придут какие- нибудь неожиданные идеи по применению моих способностей, я не хотел. Инициативу следовало сохранять за собой, иначе очень легко сбиться с пути и уйти куда-то в сторону от намеченной цели. Мне стоило очень серьезно подумать над дальнейшими действиями. Положение на фронтах стабилизировалось, и военная катастрофа Советскому Союзу, вроде бы, уже не грозила. Напрашивалось простое и понятное решение, с первого взгляда выглядевшее очевидным.

С новыми возможностями, появившимися у меня вместе с искусственным интеллектом по имени Летра, я мог достаточно быстро снабдить советскую военную промышленность технологиями, которые позволили бы ей начать выпуск вооружений, намного превосходящих по своим тактико-техническим характеристикам все то, чем располагали другие земные государства. Однако сразу вставал вопрос: а стоит ли это делать? Хочу ли я получить в итоге мировую коммунистическую диктатуру во главе с товарищем Сталиным и его верными соратниками по партии? Я знал ответ на этот вопрос. Не хочу. С другой стороны, каждый день войны стоил стране огромных жертв, и беспристрастно взирать на гибель тысяч людей я был не готов — еще не настолько я зачерствел, чтобы считать солдат и мирных граждан расходным материалом.