Вдова-шпионка. Как работа в ЦРУ привела меня из джунглей Лаоса в московскую тюрьму - Марта Петерсон

Повернувшись к Джону, я увидела целую гору пыльных мешков с песком, прямоугольником уложенных у дальней стены.

— Что это? — тихонько спросила я у Джона.

— Наш бункер, — просто ответил он.

Стоило мне услышать это, как у меня перед глазами замелькали картинки из новостей. Бункер. Выстрелы, оглушительные взрывы. Я смотрела сводки из Вьетнама, которые повторялись довольно часто. Наличие бункера не означало ничего хорошего. Я представила, как солдаты скрываются в бункерах. Велев себе не думать об этом, я посмотрела на Джона. Он сделал мне знак следовать за ним.

За стеной из мешков с песком, которая высилась от пола до потолка, находилась небольшая комната. У одной ее стены стояли пустые стеллажи, а у другой — одинокая узкая койка. Карл объяснил, что это наша кладовая для продуктов, но я обратила внимание, что продуктов там нет. Маленькое окно в дальнем конце кладовой закрывал большой, но тихий кондиционер. Я попыталась осознать увиденное, но решила, что подумаю обо всем завтра.

Кухня была слева от бункера. Кухня. Ярко-желтый пластиковый стол с четырьмя такими же желтыми стульями времен пятидесятых. Раковина. Плита. Холодильник. Полноразмерная морозилка. В углу стоял метровый керамический кувшин с пробкой в нижней части.

— Что это такое? — спросила я.

— Фильтр для воды, — ответил Карл. — Наливаете в него кипяченую воду, и он фильтрует все минералы.

Все просто.

Единственное окно на дальней стене было затянуто сеткой. Ставни снаружи были закрыты. Над столом висела одинокая лампочка, которая, как я впоследствии узнала, привлекала всевозможных летающих насекомых. Кроме того, она играла роль столовой для мелких ящериц, которых здесь называли чичаками: они приползали под лампочку, чтобы без труда добывать свой летающий ужин. Однажды вечером вскоре после нашего приезда я приготовила овощную поджарку с рисом, поставила тарелки на стол и села напротив Джона. Тут я впервые встретилась с чичаком, который облегчился прямо мне в тарелку. Не говоря ни слова, Джон отнес грязную тарелку в раковину и заменил ее чистой, но сначала я заставила его прогнать чичака. В конце концов я привыкла делить свой дом с целой популяцией чичаков, которые помогали контролировать популяцию насекомых. На кухне было все необходимое: по четыре миски, тарелки, стакана и чашки, столовые приборы из нержавейки, а также две огромные кастрюли, в которых можно было готовить несложные блюда.

Рядом с бункером находился простейший туалет, где не было даже раковины. В соседней комнате расположилась прачечная: там стояла стиральная машина со старомодным прессом для отжимания белья, но сушилки не было. Я быстро переложила заботу о стирке на горничную, которую мы наняли на второй день.

Мы с Джоном могли выжить в такой обстановке и даже найти в простоте свою прелесть. Словно подыскивая съемное жилье, я признала этот дом пригодным для жизни, хотя и примитивным. Позже Джон сказал мне, что он наблюдал за мной и гордился, что я не испугалась при виде бункера и спартанской обстановки. Я ответила, что меня все это не удивило, но в глубине души моему удивлению не было предела. Впрочем, я заверила Джона, что не выставила бы нас на посмешище, с визгом выбежав из этого дома. Покопавшись в своих мыслях, я поняла, что составила целый список вопросов, которые решила задать Джону позже. Это вошло у меня в привычку — я стала делать так всякий раз, когда сталкивалась с чем-то новым.

Карл провел нас на второй этаж, часть которого занимала пустая, обнесенная сеткой веранда. Пожалуй, мы могли бы поставить там пару кресел, чтобы встречать рассветы и закаты, но тогда нам это в голову не пришло. В доме я увидела стандартную комбинацию гостиной и столовой. В углу была бамбуковая барная стойка с двумя высокими стульями, вполне типичная для пляжного тики-бара на Гавайях. Я решила, что ее можно задействовать при приеме гостей. Впрочем, стульев было только два, поэтому о больших вечеринках можно было и не мечтать. (Впоследствии я пришла к выводу, что лучшие вечеринки мы устраивали вдвоем.)

В гостиной стояли большой трехместный диван, маленький диван и два стула. Их каркасы были сделаны из потертого бамбука бананового цвета, а подушки обтянуты бежевым муслином, на котором темнели грязные пятна. Подходящий по стилю круглый плетеный журнальный столик метра полтора диаметром был центром композиции и прекрасно подходил для размещения закусок и напитков. Сначала мебель показалась мне уродливой, но вскоре я полюбила ее удобство и потертый вид. Кроме того, она прекрасно вписывалась в стиль нашего дома и подходила нашему образу жизни.

Большой датский тиковый стол с шестью стульями резко контрастировал с желтой бамбуковой мебелью и тики-баром. Впрочем, я не выставляла свой дом на конкурс дизайна интерьеров. Посмотрев на обеденный стол, я вдруг поняла, что, принимая гостей, должна буду приносить еду на второй этаж. Видимо, количество блюд у нас за ужином нужно будет ограничить. В угловом окне на полную мощность работал кондиционер, который кое-как справлялся с поддержанием прохлады, но был совсем бесполезен в борьбе с влажностью. Картин на стенах не было, и интерьер дополняли лишь простенькие лампы из “Вулворта”. На всех окнах дома были деревянные ставни, закрытые снаружи. На втором этаже сетка на окнах была закрыта листами толстого прозрачного грязно-желтого пластика, который лишал ее всякого смысла. Я решила, что пластик не пускает внутрь пыль и влагу, но подумала, что еще спрошу об этом у Джона.

За столовой я увидела ванную. У входа в нее был порожек высотой в одну плитку, и я сразу поняла, что не раз споткнусь о него в ночи. Рядом с раковиной на пьедестале стояла глубокая фарфоровая ванна на ножках. Над унитазом висел большой бачок, вниз от которого тянулась цепочка с петлей на конце. Чтобы спустить воду, нужно было потянуть за эту петлю. Ванная блистала белизной плитки — чистой, почти стерильной на вид. На уровне плеча над ванной находилось окно, выходящее на задний двор, которым мы могли полюбоваться, принимая душ. Это окно не давало нам заскучать, потому что хищные чичаки там непрерывно выслеживали и ловили комаров и пауков, которых затем долго пережевывали, в то время как ноги добычи торчали у них изо рта.

Позже тем же вечером Джон рассказал мне об окнах, сетках и ставнях. Стекол не было, чтобы в случае минометного обстрела не разлетались осколки. Я мысленно поставила себе пятерку, когда он подтвердил, что пластиковые листы действительно не пускают в дом пыль и влагу, но так и не поняла, зачем нужны сетки, если их все равно закрывают пластиком. Возможно, сначала на окна установили сетки, а лишь потом — пластик. В сезон дождей ставни не открывали, чтобы в дом не лилась вода. Впрочем, мы не открывали их круглый год, спасаясь от тропической жары. Джон также сказал, что в случае нападения ставни ослабляют взрывную волну, которая может превратить все внутренности в желе, даже если человек избежит прямого попадания осколков. Я решила, что для первого вечера этой информации достаточно.

В остальных комнатах не было ничего необычного. В доме было три спальни, в главной из которых работал кондиционер. Две другие были обставлены скромно, а в отсутствие кондиционеров в них стояла удушливая жара. Матрас нашей двуспальной кровати лежал на деревянном каркасе — кровать была удобной, хоть и очень простой. Из другой мебели в спальне стояли комод и платяной шкаф. В доме пахло теплым деревом, как в летнем лагере или финской сауне.