Смелость не нравиться. Как полюбить себя, найти свое призвание и выбрать счастье - Фумитаке Кога

ЮНОША: Минутку! Ты вообще отрицаешь существование психологических травм?

ФИЛОСОФ: Абсолютно.

ЮНОША: Что? Разве ты – или, вернее сказать, Адлер – не авторитет в психологии?

ФИЛОСОФ: В системе психологии Адлера отрицается само понятие психологической травмы. Это новая и революционная точка зрения. Разумеется, у Фрейда были свои, очень интересные взгляды на такую травму. Его идея состояла в том, что психические травмы человека служат причиной его нынешнего несчастья. Когда вы рассматриваете человеческую жизнь как одно большое повествование, то видите хорошо понятную причинность и наблюдаете драматическое развитие событий. Это производит сильное впечатление и выглядит очень убедительно. Но Адлер, опровергающий этот аргумент, говорит следующее: «Ни одно переживание само по себе не служит причиной нашего успеха или неудачи. Мы не страдаем от шока наших переживаний – так называемых душевных травм, а превращаем их в средство достижения наших целей. Наша жизнь определяется не прошлыми переживаниями, а тем смыслом, которым мы придаем им при выборе наших дальнейших действий».

ЮНОША: Значит, мы подчиняем их нашим целям?

ФИЛОСОФ: Вот именно. Я прошу тебя обратить внимание на слова Адлера, когда он описывает целенаправленность не в контексте наших переживаний, а в контексте смысла, которым мы их наделяем. Он не говорит, что ужасные невзгоды или пережитые в детстве страдания не оказывают воздействия на формирование личности. Но важно знать, что это воздействие ничего не решает. Мы определяем свою судьбу в соответствии со смыслом, который придаем переживаниям прошлого. Твоя жизнь, – это не чей-то дар, а то, что ты сам выбираешь для себя. Ты сам решаешь, как жить.

ЮНОША: Ну, хорошо. Значит, ты говоришь, что мой друг заперся в доме, потому что сам выбрал такой образ жизни? Это серьезно? Поверь, он вовсе не этого хочет. Так или иначе, он был вынужден сделать выбор в силу обстоятельств. Он не мог стать никем другим, кроме того, кто он есть сейчас.

ФИЛОСОФ: Нет. Даже если исходить из предположения, что твой друг думает: «Я не смог вписаться в общество из-за жестокости моих родителей», он просто поставил цель думать таким образом.

ЮНОША: Какую цель?

ФИЛОСОФ: Непосредственную цель, которую, пожалуй, можно сформулировать как «не выходить на улицу». Оправданием для нее служат создаваемые им страх и беспокойство.

ЮНОША: Но почему он не хочет выходить? Вот где кроется проблема.

ФИЛОСОФ: Посмотри на это с точки зрения родителя. Что бы ты испытывал, если бы твой ребенок запирался в комнате?

ЮНОША: Конечно, я бы забеспокоился. Я бы захотел помочь ему вернуться в общество; я желал бы ему добра и гадал, правильно ли я воспитал его. Уверен, я был бы всерьез озабочен и постарался бы любыми способами вернуть его к нормальной жизни.

ФИЛОСОФ: В том-то и проблема.

ЮНОША: В чем?

ФИЛОСОФ: Если бы я постоянно оставался в своей комнате, не выходя наружу, то мои родители стали бы беспокоиться. Тогда я добился бы их безраздельного внимания. Они были бы крайне заботливы и старались бы предупреждать мои желания. С другой стороны, если я выйду из дома, то стану частью безликой толпы и на меня перестанут обращать внимание. Я буду окружен незнакомыми людьми и стану посредственностью, если не хуже. И никто больше не захочет так заботиться обо мне… Истории подобных отшельников встречаются довольно часто.

ЮНОША: В таком случае, если следовать твоим рассуждениям, мой друг достиг своей цели и доволен существующим положением вещей?

ФИЛОСОФ: Сомневаюсь, что он доволен, и уверен, что он несчастлив. Но у меня нет сомнений, что он при этом старается не упускать из виду свою цель. Здесь твой друг – не исключение. Каждый из нас живет в соответствии с определенной целью; так гласит телеология.

ЮНОША: Нет, так не пойдет. Для меня это совершенно неприемлемо. Видишь ли, мой друг…

ФИЛОСОФ: Послушай, если мы будем говорить только о твоем друге, эта дискуссия ни к чему не приведет. Она превратится в заочное судебное разбирательство и станет бесполезной. Давай попробуем другой пример.

ЮНОША: Хорошо. Как насчет истории о том, что случилось со мной вчера?

ФИЛОСОФ: Я весь внимание.

ЮНОША: Вчера, во второй половине дня, я читал книгу в кофейне, когда проходивший мимо официант пролил кофе на мой пиджак. Я недавно купил этот пиджак, и это самый дорогой предмет моего гардероба. Поэтому я ничего не мог с собой поделать. Я наорал на официанта, всячески оскорбляя его. Вообще-то я не из тех, кто повышает голос в общественных местах. Но вчера кофейня сотрясалась от моих криков, поскольку я пришел в ярость и не думал, что делаю. Как насчет этого? Есть ли здесь место для какой-либо цели? С какой стороны ни посмотри, разве это поведение не вызвано очевидной причиной?

ФИЛОСОФ: Значит, ты подхлестнул себя ощущением гнева и накричал на официанта. Хотя обычно ты держишься спокойно, тут ты не смог обуздать гнев. Это было неизбежно, и ты ничего не мог с этим поделать. Я правильно тебя понял?

ЮНОША: Да, потому что это произошло внезапно. Слова вылетели у меня изо рта, прежде чем я успел подумать.

ФИЛОСОФ: Предположим, вчера у тебя был бы при себе нож, и когда ты взорвался от гнева и забыл, что делаешь, то мог бы просто зарезать официанта. Скажи, в таком случае ты продолжал бы оправдывать себя словами: «Это было неизбежно и я ничего не мог с этим поделать»?

ЮНОША: Что?.. Послушай, это уж слишком!

ФИЛОСОФ: Я так не думаю. Если продолжить линию твоих рассуждений, то любое правонарушение, совершенное в гневе, может быть оправдано, а человек не несет за него ответственности. По сути, ты говоришь, что люди не в силах контролировать свои эмоции.

ЮНОША: Тогда как ты объяснишь мой гнев?

ФИЛОСОФ: Это просто. Ты говоришь, что пришел в ярость, а потом начал кричать. На самом деле ты привел себя в ярость, чтобы закричать. Иными словами, для достижения цели (крика) ты создал эмоцию (гнев).

ЮНОША: Что ты имеешь в виду?

ФИЛОСОФ: Цель – накричать на человека – стоит впереди всего остального. С помощью крика ты хотел подчинить официанта своей воле, чтобы он покорно выслушал твои слова. В качестве средства достижения цели ты выдумал гнев.

ЮНОША: Я выдумал гнев? Ты шутишь!

ФИЛОСОФ: Тогда почему ты повысил голос?

ЮНОША: Я уже говорил, что вышел из себя. Я был сильно расстроен.

ФИЛОСОФ: Нет. Ты мог объяснить свое расстройство, не повышая голоса. Скорее всего, официант принес бы тебе искренние извинения, вытер бы твой пиджак салфеткой и сделал бы все возможное, чтобы загладить свою вину. Возможно, он даже оплатил бы химчистку. И где-то в глубине души ты предвидел, что он может все это сделать, но тем не менее ты накричал на него. Процедура нормального объяснения показалась тебе слишком затруднительной, поэтому ты решил обойти ее и подчинить этого человека твоей воле. Инструментом, которым ты воспользовался для этой цели, был гнев.