Девчуля для братвы - Юлия Удалова

Рванулась к выходу, но циклоп поймал. Брыкалась и царапалась, понимая, что это — дело зряшное. Где мне сладить с таким-то гигантом?

— Зря рыпаешься, девчуля. Себе же хуже делаешь. Все равно за косяк мужика своего отвечать придется, — сказал лысый.

— Глеб бы никогда со мной так не поступи… — выкрикнула я, но замолчала на полуслове.

Я никогда не сомневалась в своем муже. Всегда любила его беззаветно и преданно. Доверяла. Благодарила судьбу и бога за то счастье, что мне было послано. За то, что мои чувства взаимны. Когда он смотрел на меня, видела в его взгляде свое отражение. Видела любовь и заботу.

Так мне казалось.

Никогда в жизни бы я не поверила в то, что за моей спиной он встречается с любовницей. Насмехается надо мной так жестоко и нагло. Что вся его любовь была фальшью, стремлением получить выгоду. Деньги.

Но я всегда считала — Глеб к ним равнодушен. Он легко получал их, а потом так же легко спускал огромные суммы. Мог позволить себе купить какую-нибудь коллекционную бутылку вина или фирменные кроссовки ограниченной серии, инкрустированные стразами Сваровски. Я никогда не понимала такого расточительства.

Когда Глеб давал мне деньги, я всегда отказывалась. Махала на него руками. В конце концов, я ведь работала и получала кое-что там. Но он начинал нервничать, и припоминал мне тему, которая особенно его бесила. Три года назад, когда я победила в реалити-шоу, то мне были положены роскошные призы. Но я от них отказалась. Думаю, так было честнее. Глеб тогда ругался, злился, пытался уговорить меня, но все бесполезно. Я была уверена в своем решении. Наша первая крупная ссора… Потом, конечно, все успокоилось и мы помирились. Но он нет-нет, да напоминал мне о моем ужасно глупом, по его мнению, решении..

Поэтому приходилось принимать "подарок" в виде денежного эквивалента. Но ноги сами несли меня не в брендовые бутики, а в самые обычные магазины. Когда я приходила домой с какой-нибудь мучительно долго выбранной кофтой или брюками, он в шутку называл меня «деревенщиной». Я и сама понимала, что он прав — у меня совершенно не было вкуса. Но я думала, что любят не за это. Не за умение красиво одеваться…

Я думала, просто любят. И все.

— Что ж, а давай проверим, — хмыкнул главарь. — Может быть, это сделает тебя покладистее.

Он набрал номер на сотовом, и поставил на громкую связь. С замиранием сердца я услышала голос Глеба.

— Ну, здорово, фраерок.

— Здравствуйте, Эдуард Геннадьевич, — в голосе моего мужа был явный страх и он зачастил. — Программа с опровержением выйдет завтра. Как вы и потребовали, там я каюсь и посыпаю голову пеплом, что оклеветал такого порядочного человека, как вы, Эдуард Геннадьевич. Я еще добавил, что вы благотворительностью занимаетесь, детским домам помогаете. Вот, к новому году подарки детишкам готовите. Акция! Все желающие присоединиться к доброму делу могут отправить короткое смс на номер. Все перечисления, разумеется, тоже будут вашими.

— Это ты молодец, Глебчик. Хорошая инициатива, хвалю, — одобрительно сказал лысый. — Женушка твоя у меня, как ты и обещал. Хорошая такая девчуля, сочная. Шумная только больно. Бугуртит. В полицию звонить удумала.

— Делайте с ней, что хотите, — услужливо предложил Глеб. — А что шумная — она быстро заткнется. Вмажьте ей разок — и все дела. Она сама деревенская, родители — никто. Так что последствий не будет.

— Глеб! — не выдержала я и зашлась горячими слезами. — Глеб, как ты можешь так поступать со мной? Так говорить о моих родителях? О Наталье Семеновне… Папе…

— Если честно, мне никогда они не нравились, — отозвался в трубке муж. — От них навозом несло. Точно так же, как и от тебя.

— За что, Глеб? — закричала. — Просто скажи, за что?

Сердце разрывалось на части от непереносимой боли. «Зайчик, ну ты скоро там?», — послышался в трубке капризный голос Олеси.

Не верю! Не может быть, неправда! Мой милый, любимый, нежный, заботливый Глеб не может оказаться таким чудовищем. Поступить со мной так отвратительно и подло. Отдать на потребу этим явно криминальным личностям.

— Я три года потратил на такую тупую деревенскую чушку, как ты. Из-за тебя меня перестали в нормальные места приглашать, а про баб я вообще молчу. Вечно скрываться приходилось. Как же меня это достало. И ты достала. Так что считай это справедливой платой за драгоценное время, которое я на тебя потратил, — равнодушно ответил Глеб и отключился.

— Слыхала, девчуля? — лысый, в котором я наконец-то узнала криминального авторитета Эдика Лиханова, про которого Глеб снял сюжет, убрал свой телефон. — Ты нашему Жорику уж больно приглянулась. А Жорик — он парень правильный, его первым тебе уважить надо будет.

Огромными от панического ужаса глазами я смотрела на низкорослого волосатого мужчину, который уставился на меня маслянисто блестящими маленькими глазками. Настоящий Обезьян!

Ой, мамочка, почему он направляется ко мне? И чуть ли не угукает от удовольствия. Оглядывает со всех сторон, как кобылу на продажу. Причмокивает толстыми жирными губами.

Это не наяву! Страшный сон! Я должна выбраться из этого кошмара!

— Ты не сопротивляйся, иди с Жориком, девчуля, — по-отечески напутствовал лысый Эдик. — Не будешь по-хорошему, Жорик, он ведь и по-плохому может. Нервный у нас Жора парень, а все оттого, что его девки своим вниманием не балуют. На днях вот одной все личико порезал. Не приласкала, не приголубила. Ты уж понежней с ним будь, с Жориком-то нашим.

— Нет! — зашлась в истошном визге я и забилась, как птица, которую поймали в силки. — Нет, я прошу вас! Не надо! Не надо!

Со злобной силой Обезьян ткнул меня в грудь, чтобы не упиралась. Чтоб присмирела. А потом зажал потной ладонью рот и куда-то поволок, точно орангутан свою добычу.

В дверях Обезьян посторонился, чтобы пропустить в кабинет Лиханова какого-то мужчину.

Сопротивляясь своему мучителю, я дернула его за рукав и прошептала: «Помогите мне, прошу…».

И только потом встретилась с ним глазами.

В этот миг все окружающее словно перестало существовать.

Отдалилось.

Он был красив. Намного красивее моего мужа, который когда-то входил в десятку самых завидных холостяков страны. Внешность Глеба — идеальная, вылизанная, рафинированная, являлась частью его хорошо продуманного образа.

В этом же мужчине была порода и особенная стать. Чувствовалась жесткая мужская энергетика и беспринципный характер. Темные волосы были гладко зачесаны назад, черное пальто до колен небрежно распахнуто, а на пальце блеснула золотая печатка. Было в нем что-то дикое. Звериное.

Волчье.

Ноги мои подогнулись под тяжелым взглядом янтарных глаз. Сердце ухнуло и с размаха полетело куда-то вниз. В пропасть.