Завороженные - Александр Бушков

Удивляло разве что обилие часовых: там и сям стояли полосатые будки, вход под арку одного из зданий (судя по украшениям, отнюдь не солдатскую казарму) перегораживал самый настоящий шлагбаум. Однажды навстречу им неторопливо прошел караул из двух солдат и унтера, вооруженных, как и все прочие, теми же странными винтовками. Унтер вдобавок вел на ремне огромную косматую собаку.

Кое-где окна распахнуты настежь, там возятся солдаты, выставляя зимние рамы. На взгляд поручика, зима могла продержаться еще долго — но тут, должно быть, знали, что делают, поскольку в армии на все, в том числе на столь мирное хозяйственное занятие, существуют приказы.

Комендант, временами бросавший на поручика быстрые любопытные взгляды, спросил:

— Служить у нас будете?

— Вероятно, — сказал поручик. — В предписании у меня значится: «Явиться в распоряжение командующего батальоном».

— Вот видите. Значит, служить. Не станет же командующий вас вызывать исключительно для того, чтобы полюбоваться. Не видывал он поручиков линейной пехоты… — комендант вздохнул. — Мундир, простите великодушно, придется побыстрее привести в надлежащий вид, то есть сменить на уставной. Отменена этакая форма одежды высочайшими распоряжениями…

— Я знаю, — сказал поручик, ощутив себя напроказившим мальчишкой перед суровым ментором. — Но моей вины тут нет, поскольку в Сибири еще…

— Да полноте, никто вас не виноватит. Просто я себе сделал заметочку, что вас следует незамедлительно экипировать надлежащим образом, потому как это тоже в моем ведении… Ох…

Он остановился, вынудив тем самым остановиться и поручика, замер как статуя. Савельев стоял рядом, ничего не понимая, — вокруг не происходило ничего, достойного внимания. Строем прошагали мимо безоружные солдаты, числом около дюжины. Слева направо по боковой улочке проехала тяжело груженная фура, запряженная внушительными битюгами. В доме, возле которого они остановились, зимние рамы уже были выставлены, окно на первом этаже, располагавшееся чуть пониже человеческого роста, распахнуто настежь. Оттуда доносились веселые, громкие, развязные голоса, слышалось тоненькое звяканье стекла. Судя по этим звукам и приподнятому тону беседовавших, там явно происходила веселая дружеская попоечка. Средь бела дня? В расположении части? Однако…

Слышались мастерские гитарные переборы, и приятный баритон пел:

Будут лететь года, будет шуметь вода,

И в белых туманах скроются черные города…

Романс этот был поручику незнаком. Комендант замер, раздувая ноздри, прямо-таки стойку сделал, словно опытная легавая над притаившейся дичью.

Певец продолжал:

Сумерки природы, флейты голос нежный, позднее катанье…

На передней лошади едет император в золотом кафтане.

Белая кобыла с карими глазами, с челкой вороною,

Синяя попона, крылья за спиною, как перед войною.

Поручик даже заслушался. И совершенно непонятно, почему лицо коменданта становилось все более напряженным, даже, пожалуй, хищным.

…Вслед за императором едут генералы, генералы свиты.

Шрамами покрыты, славою увиты, только не убиты…

— Господин штабс-капитан! — неожиданно гаркнул подполковник с самым грозным видом.

Смолкла песня, смолкла беседа и звяканье стекла, в наступившей тишине явственно прозвучал другой голос:

— Ремиз, господа…

В окне появился штабс-капитан в расстегнутом на верхние крючки мундире — жгучий брюнет самого бесшабашного вида, кудрявый, с лихими гусарскими усиками. Савельева он мимоходом окинул любопытным взглядом, а на коменданта уставился с примечательной смесью почтения и дерзкого вызова. Сказал вежливейше:

— Собственно говоря, здесь присутствуют целых два штабс-капитана. Не будете ли столь любезны уточнить, который вам вдруг понадобился?

Грозно сопя, поджимая губы, комендант протянул не предвещавшим ничего хорошего тоном:

— И охота вам паясничать, господин Маевский… Или вы, аки штатский интеллихен, дискуссию хотите открыть?

— Никак нет! — браво ответил штабс-капитан. — Поражаюсь вашей памяти и эрудиции, Мефодий Павлович…

— Напоминаю неизвестно в который раз, что при исполнении служебных обязанностей я для вас либо «господин подполковник», либо «господин комендант».

— Виноват!

— Да уж несомненно, — сказал комендант не без иронии. — Ну что ж… Ступайте по известному вам адресу и доложите караульному начальнику, что я вам назначил трое суток ареста.

— Есть! — вытянулся штабс-капитан и отошел от окна.

Подполковник сердито фыркнул и направился прочь. Поручик, естественно, последовал за ним. Пройдя некоторое расстояние, комендант покрутил головой и произнес тоном человека, считавшего, что ситуация требует какого-то объяснения:

— Исправный офицер, ничего не скажешь, с заслугами. Но вот любит иногда этак вот… Одно слово — синий гусар, лейб-гвардии кавалерия…

— Да, — ответил поручик.

Он ничегошеньки не понимал. Подобные посиделки со звоном рюмок и песнями, конечно же, в расположении части не приветствуются, но почему пострадал один штабс-капитан, а на остальных комендант не обратил ни малейшего внимания, словно их тут и не было? А ведь там, судя по голосам, немаленькая компания… И какими судьбами сюда, в саперный батальон, угодил лейб-гусар? В наказание, что ли? Командовать воинской частью могут направить и гвардейца, но обычные офицеры из гвардии в армию попадают только за серьезные провинности…

Не может же быть, чтобы симпатичный штабс-капитан пострадал исключительно за песню? Не какая-нибудь крамольная «Марсельеза» или что-то не менее предосудительное, обычные незатейливые романсы…

Но спрашивать он, разумеется, не стал — очень уж суровый вид был у коменданта. Потихоньку они дошли до трехэтажного кирпичного здания, уступавшего размерами окружающим. Штандарт над полукруглым козырьком у входа, часовой, застывший истуканом, — положительно, штаб-квартира…

Внутри ничего необычного не оказалось — канцелярские коридоры, чистые и безликие, время от времени деловой походкой проходят офицеры с бумагами либо без таковых. Спокойная налаженная работа не самого затейливого военного механизма.

— Прошу, — показал ему комендант на дверь, а сам заходить не стал. — Желаю удачи, поручик. Если все сладится и не будет каких-то других приказаний, первым делом навестите меня на предмет уставной экипировки…

За дверью оказалась самая обычная, не особенно и большая приемная комната. Аккуратный ряд венских полукресел вдоль двух стен, за столом — поручик с адъютантским аксельбантом, при виде Савельева моментально преисполнившийся корректной деловитости.

Выслушав Савельева, он не направился в кабинет, как поручик того ожидал, а протянул руку к стоявшей на краю стола коробке, деревянной, с бронзовой отделкой, то ли повернул там какой-то шпенек, то ли нажал что-то и, чуть склонившись к ней, произнес: