Укрощение - Леонид Гришин

Всё было хорошо до тех пор, пока директор института в один из дней, вернувшись утром из министерства, где получил соответствующую накачку от министра, сразу сказал секретарю, что на пол девятого всех его заместителей и начальников отделов к нему в кабинет на совещание. В пол девятого он позвонил секретарю и пригласил всех заходить. Но зашла одна секретарь.

– В чём дело? – удивлённо посмотрел он на секретаря.

– Понимаете, так сказать, вот… Ну… Ещё не пришли, – развела руками секретарь.

– Как не пришли? – не понял директор.

– Работаем же мы по гибкому графику, поэтому в основном люди приходят от восьми до девяти часов.

– Так уже полдевятого!

– Пока ещё не пришли, – опустила она глаза.

– Хорошо, тогда перенесём на девять.

Но какое было удивление директора, что ни в девять, ни в пол десятого полностью собрать своих подчинённых он не смог. И лишь только к десяти часам собрались все, кто ему был нужен. Конечно, возмущениям директора не было предела. Он констатировал:

– Вы, уважаемые коллеги, как я погляжу, гибкий график согнули в дугу! Скажите, вы во сколько уходите с работы? Если приходите к десяти?

Ответа не последовало. После совещания он попросил остаться заместителя по быту и кадрам.

– Ну что, как вы выразились, в дугу в самом деле согнули, все стали приходить к десяти часам. А уходить все стали в пять часов.

– Как в пять часов? – удивился директор.

– А вот так. К концу месяца, когда нужно часы набрать необходимые, сотрудники организовывают турниры по шахматам, по шашкам, в домино – и сидят до двенадцати часов играют эти турниры. А время считается рабочим. Директор, вводя гибкий график, и представить не мог, что коллектив так «воспользуется» гибким графиком. На следующий день он издал приказ, что гибким графиком могут пользоваться только женщины с детьми до шестнадцати лет. И то уходить с работы они могут не позже девятнадцати часов. А всё, что идёт после, уже не считается рабочим временем.

Кире, как молодому специалисту электронщику, было поручено разработать систему контроля за рабочим временем сотрудников. Ей нравилась эта работа.

Через какое-то время начальник отдела послал её в командировку на тепловую станцию, работающую на горючих сланцах. Она приехала и на второй день, идя по коридору, Кира вдруг увидела Фёдора. Она знала, что после окончания института его направили в Таганрог. Он ещё приходил к ней с цветами прощаться… А тут вдруг она здесь – и навстречу идёт Федька, Федя, которого она любила. Она не могла себе признаться, что по-прежнему его любит, что она засыпает с его образом в голове. Спокойный, сильный, уравновешенный, рассудительный… И вот идёт навстречу. Она смотрела на него, а он как будто её не замечал. Кира не выдержала, побежала к нему навстречу и прыгнула ему на шею.

– Федя, Феденька, ты здесь, как ты здесь очутился? – обрадовалась Кира.

Но что такое! Федя совершенно не реагирует на неё, а стоит смущённый. Кира отпустила его.

– Федя, ты что?

– Извините, девушка, вы, наверное, ошиблись, – тактично ответил молодой человек.

Она оттолкнула его обеими руками.

– Федя, это же я – Кира!

– Простите, я не Федя, я Ваня.

– Федя, ты шутишь, что ли? Как ты здесь очутился, ты же в Таганрог поехал?

– Да я не очутился, я здесь работаю, – молодой человек не знал, что ответить.

– Так ты что, сюда переехал?

– Нет, я давно здесь…

– Федька, перестань шутить, это же я, Кира!

– Вы извините… А мы разве знакомы?

Кира растерялась, и в это время к ним подошёл какой-то мужчина.

– Иван Андреевич, вас просит зайти главный инженер, – сказал он, посмотрев с удивлением на Киру.

Федька… Ваня извинился. Кира стояла смущённая, она обратилась к этому мужчине:

– Скажите, как вы его назвали?

– Иван Андреевич.

– А он давно здесь работает?

– Ну я пять лет здесь работаю, а он ещё до меня.

– Как?

– Он здесь из местных, отец его в парткоме, а он после школы сразу здесь машинистом, потом поступил в институт, окончил заочно и сейчас зам главного инженера.

– А как вы сказали его звать?

– Иван Андреевич, – повторил мужчина.

Кира стояла и не могла понять… Нет! Это был Федька только что, это он просто её разыграл, ведь она обняла и поцеловала его – всё тот же запах. Это же он – тот, которого она любит, по которому по ночам бредила! А он такой холодный, такой непонятный…

Стоп!

Кира вдруг поняла, что когда обнимала его, то не почувствовала через рубашку на спине шрама! У него не было шрама. Когда она раньше Федьку обнимала, то всегда чувствовала этот шрам. Неужели и в самом деле она ошиблась? Быть того не может! Она прошла дальше, зашла в лабораторию. Там она встретила Василия, который жил с Сергеем в одной комнате. Он был тогда на его свадьбе с Мариной. Они обрадовались друг другу. Василий работал в Подольске на котельном заводе, а здесь оказался в командировке по той же теме, что и Кира.

– Василий, а ты не встречал здесь Фёдора? – спросила его Кира.

– Ты знаешь, представляешь, иду, навстречу Федька! Я обрадовался, говорю: Федя привет! А он смотрит на меня, как баран на новые ворота. Я говорю: ты чего, Федька, очумел, меня не узнаешь? А он мне: извините, я не Федька, а Иван. Я не понял. Ты чего женился, что ли, фамилию, имя поменял, спрашиваю? Ничего я не женился, – говорит он мне, – и ничего я не менял, как я назывался Иваном, так Иван и есть. Ты представляешь, так похож, что не отличишь от Федьки!

Кира тоже рассказала ему эпизод в коридоре. Они сошлись на мнении, что этот Иван просто здорово похож на Фёдора. Потом Кира ещё несколько раз видела Ивана на совещаниях. Всё время она не могла оторвать от него взгляда, сравнивая его поведение, мимику и привычки с жестами и привычками Феди. И она осмелилась: пошла в партком к отцу Ивана – Андрею Фёдоровичу Соловьёву.

– Андрей Фёдорович, – обратилась она к нему, – можно вас спросить? Извините, но понимаете такая ситуация… В Ленинграде я знала человека, который абсолютная копия вашего сына. Вы даже не можете представить, насколько они похожи. И извините…, – Кира засмущалась, – у них даже запах одинаковый. Я нечаянно… Я думала, что это мой знакомый Фёдор… И я вашего сына поцеловала. Тот же запах, что и у моего знакомого. Скажите, у вас есть ещё один сын?

Андрей Фёдорович смотрел на Киру добрыми внимательными глазами.

– Как вас звать?

– Кира.

– Кира, понимаете, какая вещь… Во время войны мы с женой работали учителями. Недалеко от нашего посёлка был разбит эшелон, в котором везли детей. Очень много детей погибло… Мы участвовали в разборке, оказывали помощь. Многих детей брали люди из близлежащих домов. Раненых отправляли в госпиталь, здоровых размещали в школе и у людей… Но уж, извините, погибших и части детей приходилось складировать. Вот тогда-то мы и взяли Ваню… Он был жив и постоянно повторял: «Ваня там, Ваня там, Ваня там – бух!». Был ли у него брат или нет – я вам сказать не могу. Все документы, которые могли быть, они или сгорели или пропали. Мы тогда не думали о документах, мы спасали детей и, грубо говоря, то, что от них осталось.