Страсть Селии - М. Валентайн

Они вдруг стали похожи на любую другую влюбленную пару: рука об руку пешком шли по дороге несколько километров к крохотной деревушке, занимались обычными домашними делами, резвились в саду под теплым прованским солнцем… Казалось, что сэр Джейсон со своими порочными аппетитами находится не за Дуврским проливом, а за тридевять земель. Селия начала думать, что Колин в конце концов может оказаться прав — его кузен не заявится сюда, и это идиллическое место будет целиком принадлежать только им одним.

Несмотря на эти простые радости, что-то не давало Селии покоя, когда она оставалась одна. И это был сэр Джейсон Хардвик. Хотя Селия любила Колина не меньше прежнего, она втайне желала ощутить на своем языке вкус старшего кузена, а между ягодиц — его твердую плоть. От одной мысли о подобных наслаждениях ее пальцы тянулись к распускавшемуся бутону между бедрами, который она терла и терла до отчаянного исступления, моля о том дне, когда ей будет дозволено проделать это перед глазами мужчины, научившего ее, как получить наслаждение при полной потере стыда.

Селия всегда старалась действовать так, чтобы клитор достиг надлежащего ему размера и цвета и таким образом стал бы наиболее привлекательным для того, кто желал обратить на него внимание. Как же сэр Джейсон был бы доволен! Ибо в жестокости он не забывал и о доброте. А подобная доброта, когда его слова и дела разжигали этот пламенный атрибут, не исключала возможности, что тот будет страстно обласкан губами.

Селия скрыла от Колина эту сторону своей тайной жизни, поскольку тот, вероятно, не понял бы правильно ее потребность, посчитав, что если она возбуждает себя сама, то он не смог в достаточной мере удовлетворить невесту. Хотя дело обстояло не так, она обнаружила, что даже в ущерб своей гордости тоскует по агрессии и неуемной жажде старшего кузена обладать ею целиком. Она тосковала по такому обращению, желая испытать взрыв ощущений, который настигал ее в самый неожиданный момент, взрыв, который, похоже, наступал в то время, когда ее подвергали крайнему унижению. Да, Селия знала, чего страстно жаждет ее тело и разум; сладострастное действо обоих достигало полной гармонии. Может ли она раскрыть эти позорные истины перед своим возлюбленным?

После бегства из Англии и избавления от влияния сэра Джейсона Хардвика буйная сексуальная страсть Колина сменилась прежней джентльменской спячкой, и он был точно таков, каким, его застала возлюбленная в самом начале знакомства. В нежном тепле весеннего Прованса его прикосновения казались робкими и нерешительными, приобрели большую сдержанность, чем те, которые в Доме на Пустоши стали для Селии привычны и желанны. У нее возникло ощущение, что прошлого вообще не было, словно дни и ночи в Доме на Пустоши явились лишь в извращенном эротическом сне, особенно если судить по деликатному отношению к ней Колина. Возможно, он испытывал чувство стыда за то, что вступил в сговор со старшим кузеном и хотел загладить вину. Или, может быть, наиболее постыдные желания Колина притупились в отсутствие сэра Джейсона, подталкивавшего его к самому гнусному. Селия и в самом деле почувствовала, что Колин обращается с ней как с женой. Когда-то она была бы от этого очень счастлива. Сейчас же ее охватывало чувство неуверенности.

Хотя их физическая связь происходила регулярно, Селия обнаружила, что в ней нет того особого волшебства, которое она ожидала как нечто само собой разумеющееся. Или, может быть, их физическая близость имела место слишком часто. Разумеется, связь парочки была столь же естественной, что и окружавший их ландшафт, однако она желала как раз чего-то выходившего за пределы естественного. К огорчению Селии, Колин, похоже, забыл о тех соблазнительных играх, в которые они с удовольствием играли. Несмотря на то, как вели себя оба кузена в Йоркшире, Селия все еще не лишилась природной робости, когда дело доходило до выражения своих желаний, а в отсутствие сэра Джейсона это стало еще труднее. Как же такой правильно воспитанной юной леди, как она, попросить своего молодого джентльмена погрузиться в пространство между ее ягодицами или пройтись языком по сокровенным местам? В Доме на Пустоши такие наслаждения стали повседневной рутиной; иногда Колин по части разврата оказывался достойным своего кузена и даже превосходил его. Селия не могла забыть, как жадно он вылизывал липкий оранжевый джем, который излил в ее робкое отверстие между ягодицами, пока она, опустившись перед ним, тряслась от волнения. Да, ее любимый Колин мог стать порочным, если к тому его влекло настроение. Но он изменялся с тех пор, как приехал в Прованс. Он стал прежним — тем Колином, которого она встретила в Лондоне. Хотя этот мужчина когда-то мог быть всем, чем она желала, теперь его оказалось маловато. Ибо Селия тоже изменилась. И виноват во всем сэр Джейсон Хардвик.

Поэтому, когда Селия больше не могла совладать со своими желаниями, ей приходилось поступаться самолюбием и в ночной тишине шепотом просить Колина о том, чего жаждало ее тело. В конце концов тот уступал, однако его резкий вздох давал понять, что он считает подобные просьбы недостойными молодой женщины, с которой считал себя помолвленным. Как Селия зарделась от стыда, когда ее возлюбленный ввел свой инструмент в отверстие, в которое та молила его войти. А это вторжение оказалось не таким легким из-за перерыва в подобных играх. Возможно, Колин считал, что ей больше не нужны подобные низменные упражнения, в Доме на Пустоши он совершал их, желая лишь умиротворить своего кузена-шантажиста и себя тоже.

От неохотного согласия Колина Селия почувствовала себя порочной женщиной, хотя и не могла не заметить, что нерасположение не распространяется на его пульсирующий инструмент. Оно также не сказалось на потоке влаги, которая устремилась вглубь, и Селия подумала, что может лопнуть. После этого Колин упорно не разговаривал с ней, несмотря на то что язык, который мог произносить слова, только что слизывал бурный поток меж ее бедер. Однако не исключено, что его молчание было благом, ибо после того, как Селия опускалась на колени, чтобы взять в рот все еще пылавшую ароматную плоть, прекратившую смаковать ее задний ход, Колин говорил холодным тоном: «Я же не мой кузен».

Ощущение, что она совершает нечто преступное, в такие мгновения обострялось. Исчезало оно в подсознании Селии, лишь когда Колин овладевал ею обычным способом. Как менялось отношение возлюбленного к ней! Возникало ощущение, будто в Доме на Пустоши не он увлеченно осквернял ее тело. Селия считала его поведение странным. Можно было подумать, что в доме кузена ему не позволяли совершить соитие в традиционной форме. Разве не Колин провоцировал совершенно противоположное? Где бы они ни находились, будь то на кухне, в вестибюле или маленьком коттедже, Селия и опомниться не успевала, как находила свои трусы на лодыжках, а пенис Колина раздвигал ее влагалище изнутри до тех пор, пока ей не казалось, что она раскалывается пополам. Она опасалась, как бы его мальчишеское безрассудство не наградило ее ребенком. Ибо в отличие от своего старшего и более умудренного кузена он, похоже, не обращал ни малейшего внимания на тонкости ее месячного цикла.

Благодаря новым знаниям о своем теле, которые дал ей сэр Джейсон, Селия могла определить, когда было весьма рискованно принимать джентльмена дозволенным способом. Если риск, по ее мнению, превышал границы разумного, она доблестно отбивала ухаживания любимого. Разумеется, они могли достичь своих желаний другими способами, каким она теперь отдавала предпочтение перед ортодоксальной формой соития мужчины с женщиной. Ибо вместе с восторгом приходило неизбежное чувство стыда — чувство, которого сэр Джейсон любил добиваться. Воистину, он знал, как лучше вызвать у Селии чувство унижения, переходившее в высшую форму экстаза. Может быть, это было чувство свободы, которое приносили и те и другие формы спаривания — способность извлекать наслаждение, не расплачиваясь за это высокой ценой, если не считать цену собственного достоинства. В Йоркшире она полностью наслаждалась этим абсолютным освобождением тела и разума. Но в Провансе все изменилось.