Железная Маска и граф Сен-Жермен - Эдвард Радзинский

Как я уже говорил, в папке оказались воспо­минания современников и единственная рукопись, написанная каллиграфическим почерком графа, — двести страниц его переводов Данте и Горация на немецкий и французский. Но я хорошо изучил привычки графа Сен-Жермена. Я обработал пер­вую страницу особым раствором из сока лука и медного купороса. Потом легонько нагрел стра­ницу пламенем свечи... И синие буквы симпатиче­ских чернил начали проступать между строками.

Это были секретные «Записки графа Сен-Жер­мена»! Начинались они с обращения к будущему читателю... 1979 года! Да, там стояла эта дата! И «покорнейшая просьба прочесть «Записки», но не публиковать». К сожалению, в этих «Записках» весьма уклончиво рассказано о том, что и поныне является предметом споров историков, — о зага­дочном происхождении графа.

Граф называет себя сыном князя Ференца Ракоши, повелителя Трансильвании, — и всё... Между тем, об этом князе и, главное, о матери графа хо­дит до сих пор множество легенд. Расскажу, пожа­луй, самую известную. Князь Ракоши, как истин­ный мадьяр, называл всех женщин «отдыхом воина». Он считал, что настоящая жена должна обладать тремя качествами: быть красавицей, быть послушной и быть молчаливой. Он нашел такую женщину — дочь родовитейшего польского графа З-ого. Она была сказочно хороша, совершенно по­слушна и удивительно молчалива. Она родила ему очаровательного мальчика, унаследовавшего ее красоту. Я не буду рассказывать подробно всю ис­торию. Скажу лишь кратко, что через некоторое время после рождения ребенка стали находить мо­лодых княжеских слуг со следами зубов на горле и высосанной кровью. Князь всегда плохо спал. По­этому перед сном заботливая жена обычно гото­вила ему на ночь напиток из трав по своему ре­цепту. После него князь засыпал глубоким сном младенца и просыпался совершенно отдохнувшим, полным сил. Но убитые слуги беспокоили князя. Далее вы догадались... Однажды князь заменил приготовленное женой питье. Он бодрствовал ря­дом с женой, изображая спящего. Посреди ночи его жена покинула ложе. Князь последовал за ней. Он застал ее в парке. Его любимый слуга... До смерти князь помнил искаженное похотью запро­кинутое лицо жены. Потом сверкающие глаза при­близились к глазам несчастного слуги, она засмея­лась, ее зубы вонзились в шею. Ангел превратился в сладострастную ведьму... Князь убил обоих. Раз­жав кинжалом ее стиснутый рот, увидел два акку­ратненьких маленьких клыка и понял причину уди­вительной молчаливости. Князь сам похоронил ее со всеми обрядами. Вбил, как положено, иудино дерево — осиновый кол в ее могилу. Чтобы вампирша не смогла воскреснуть. Думаю, это не более чем безвкусная готическая легенда. В «Записках» лишь говорится, что мать Сен-Жермена, первая жена князя Ракоши, умерла совсем молодой. Тотчас после внезапной смерти жены князь отчего-то не захотел, чтобы их сын жил с ним, в его дворце. Он отдал мальчика на попечение своему другу, последнему из герцогов Медичи. «Записки» очень скупо рассказывают подробности его дет­ства. Граф пишет, что его отец, князь Ракоши, всю жизнь боролся за независимость своего княжества. В конце концов (это случилось уже после смерти матери графа) князь проиграл решающую битву, австрийцы захватили его владения. Князь не вы­держал горечи поражений и вскоре умер. После смерти отца юный Сен-Жермен воспитывался у герцога Медичи, который дал ему великолепное образование... Интересно, что граф Сен-Жермен никогда не называл себя князем Ракоши. Став ма­соном, он часто именовал себя Sапсtus Gегmапо — Святой Брат. И постепенно стал представляться этим именем. Впрочем, как положено в том веке, у него было еще с десяток имен, под которыми он путешествовал. Точнее, жил в дороге, ибо путеше­ствовал граф всю свою жизнь. И повсюду обхо­дился без переводчика. Как и ваш покорный слуга, граф знал множество языков, в том числе не­сколько исчезнувших. К примеру, язык древнего Вавилона. В двадцать лет он предпринял далекое и долгое путешествие. Он отправился в Персию, жил при дворе Надир-шаха, и это рассказано в «За­писках», потом была Индия, затем — два с полови­ной года в Гималаях, оттуда направился в Тибет. И после этих таинственных мест граф очутился при австрийском дворе — в столице врагов его отца. Император Франц Стефан отнесся к сыну своего покойного врага настороженно. Но его жена, ве­ликая австрийская императрица Мария-Терезия, оценила графа. И он сразу занял особое и высокое положение при австрийском дворе. Его лучшим другом стал премьер-министр императора Фран­ца I князь Фердинанд Лобковиц. При дворе гово­рили, что некие тибетские обряды, которым он обучил Фердинанда, спасли тяжело больного князя от смерти.

В 1755 году граф находился в Вене, когда на первом этаже Хофбургского дворца Мария-Тере­зия родила девочку, Марию-Антуанетту.

Это был ее пятнадцатый ребенок! Одиннадцать девочек и четырех мальчиков родила императрица. В Париже принцы крови и самые знатные при­дворные присутствовали при родах королев, в Вене Мария-Терезия эту привилегию отменила. Пятна­дцать раз рожать «в присутствии» — этого не вы­держать. Теперь все покорно ждали в Зеркальной зале дворца сообщений о таинстве, происходив­шем в спальне. Граф Сен-Жермен был среди них. Император вышел из спальни роженицы и объявил о счастливом рождении девочки. Толпа придвор­ных аплодировала. После чего император пригла­сил к императрице... графа Сен-Жермена!

Граф прошел в спальню, где лежала императ­рица. Новорожденной не было, ее унесли к кор­милице. Вместо ребенка Марии-Терезии принесли бумаги. Великая правительница, родив, тотчас за­нялась государственными делами. Продолжая под­писывать, обратилась к графу:

— Я слышала, граф, вы успешно занимаетесь предсказаниями?

Самое потрясающее, я... увидел! На этот раз тоннеля не было. Просто от стены навстречу мне поплыло толстое, немолодое лицо женщины с двойным подбородком на огромной белоснежной подушке... Потом над лицом проступил кусок стены с картиной — олень стоял среди деревьев... Я разглядел: картина была набрана из полудраго­ценных камней... Потом стена отодвинулась... и я увидел ту же женщину, лежащую на кровати в аль­кове... и пурпурную занавесь алькова. И, загора­живая кровать, спиной ко мне встала мужская фи­гура.

Императрица заговорила, звук голоса будто смыл видение — все исчезло!

Месье Антуан как ни в чем не бывало продол­жал рассказ:

— Граф Сен-Жермен тогда долго молчал, потом сказал: «Ваша дочь навсегда останется в истории. Позвольте мне, Ваше Величество, ограничиться та­ким ответом на ваш вопрос».

В этот миг я рассеянно взглянул на портрет на стене. Клянусь, граф Сен-Жермен на портрете... улыбнулся! И его рука, обрезанная рамой, мед­ленно поднялась из-за рамы... Она была... в пер­чатке. И тут я ясно увидел, как они похожи: месье Антуан Сен-Жермен и Сен-Жермен на картине. Помешали понять это сразу парик и камзол. Я по­чувствовал... страх!

— Умоляю, не выдумайте какую-нибудь просто­душную мистическую глупость, — засмеялся месье Антуан. — Просто граф — мой герой. И я посте­пенно стал похож на него... от восторга. Это веч­ное сходство пса, обожающего хозяина, не более. Да и похожи мы... не слишком.

И я опять взглянул на картину. Рука портрета была на месте... И изображение вело себя при­лично — оно церемонно смотрело вдаль незрячими глазами. Я понял, что мне все это и вправду приви­делось. Впрочем, сходство, конечно, было, но не пугающее. Я успокоился! И месье Антуан, все так же насмешливо глядя на меня, продолжил: