Залив белого призрака - Николай Дмитриевич Бойков

третью банку и поставил её на стол.

— Съешь ещё баночку, просто так? — предложил кто-то.

— Просто — это трудно. Просто так — не интересно. Я интерес люблю. Найти кортик подводника — это мне понравилось. Хорошая идея.

— Мат, — повторил чиф радисту. Все напряглись и посмотрели на шахматные фигуры. Радист вскочил с места и прошептал изумленно:

— Мне? Я думал, ты о нецензурной лексике, а ты и шах не объявлял?

— И шах, и мат, гроссмейстер. Думай, как есть.

Радист ещё никому не проигрывал, в кают-компании повисла тишина: как поведёт себя гроссмейстер? Но тот, похоже, считал на много ходов вперёд и теперь хотел выжать пользу из проигрыша, поучал победителя тоном тренера:

— Ты играешь без шахматной логики. В шахматах всё по теории. Я же давал тебе книжку с правилами. — Радист развёл руками. — А ты рубишь фигуры, как лесоруб. Где тебя учили?

— Я выиграл или нет? Горбач, ты самый умный здесь, это мат или нет?

— Конечно, чифуля. Практически. У самого гроссмейстера выиграл. Факт.

— А чего же он не признает факта? — чиф жаждал фанфар и признания.

— Марконя, — голос у Горбача спокойный и тихий, — не мучь чифа. Не надо приза. Скажи ему слово. Я дам ему гитару. И всем будет хорошо?

Радист встал и протянул победителю руку:

— Признаю. Только не задавайся. Это случайно. В теории ты слабак. Но тактика у тебя пробивная. Ценю. — Он вдруг улыбнулся, и все засмеялись. Чиф сразу смутился, принял пожатие, стал извинятся:

— Случайно получилось…

— Победа, друг, случайно не приходит. Поздравляю! Ты сегодня на коне. Грудь вперёд!

Чиф шевельнул плечами и грудью, стушевался, расслабился, развёл руки в стороны, потянулся за гитарой. Она, показалось всем, потянулась к нему сама, слегка зазвенев:

— «Две гитары за стеной жалобно заныли, с детства памятный напев… ты ли это, ты ли?..» — Старпом пробежал по струнам громким аккордом и перешёл на романс, прошелестев скороговоркой: «исполняет автор…»

Я жил в любви, любил грешить и тратить,

Улыбки женские, как воздух, целовал…

Как верный пёс, тебя касался лапой,

Как верный раб, я радовал и звал…

Не замечал я горестей и муки,

Не испытал раскаяний и слёз,

Любую рану мне лечили руки Твоей любви и нежных, прежних грёз.

Я так спешил твой взгляд окутать счастьем,

И каждый пальчик поцелуем я ловил…

Когда умру, не надо соучастья,

Скажите так: он умер от любви…

Всегда с тобой останется улыбка,

Всегда с тобой останутся слова.

Мой милый друг, ты так ко мне привыкла,

Как слушать музыку привыкла голова.

Играй и пой, пусть кто-то будет слушать.

Играй, мой друг, пусть сердце отболит,

Иных лекарств — гитара будет лучше,

Молчанье — поцелуевый мотив.

Раздались аплодисменты. Радист объявил громко:

— Я сегодня проиграл — ставлю на победителя: три банки сгущёнки! Кто может спеть не хуже?

Экстрим-сладкоежка среагировал первым:

— Эх, не потяну, мой талант — ложка. — Никто не засмеялся. Талантов у «ложечника» было два — сгущёнка и метание ножей.

Повисло молчание. Молодой экстрим, которого все называли «геолог» протянул руку к гитаре. Все замерли от неожиданности. Попробовал струны — гитара, как будто бы, сопротивлялась. Молодой сказал просто: «романс».

Прошли года, но так случилось,

Опять с тобой мы встретились вчера…

Твои глаза, зелёные, лучились, Затанцевали наши вечера.

Смеёшься ты — и мне не удержаться.

Летит звезда — желанье загадай!

В том нет греха, успей ко мне прижаться,

И губы мне доверчиво отдай.

Я позабыл, но ты не позабыла,

Что столько лет в объятиях чужих,

Тебя любил, а ты меня любила…

Скажи — зачем? А лучше — промолчи.

А жизнь на всё своё имеет право.

Любимая, зачем мы разошлись?

Любовью мы, наверное, играли?

Наверно, так играла с нами жизнь?

Вечерний час — моей любви улика,

Безумно танго одинокое звучит,

О чем ты думаешь, скрываясь за улыбкой?

Скажи слова, а лучше — промолчи.

Все дружно захлопали. Старпом сделал строгое лицо и спросил с вызовом:

— Ты откуда такой прыткий?

— От папы с мамой.

— А почему экстремал? Чего хорошего в экстриме? Башку потерять хочешь?

— От любви лечусь, — сказал геолог откровенно. — Хочу избавиться.

— Зачем? Люби дальше. Жизнь не кончается. Клин клином вышибают!

— Я не страдаю…

— Врёшь? Страдаешь… — Чиф повернулся к старшему экстриму, сказал шутливо: Горбач, обидишь геолога — не спущу! От риска его не оттаскивай — пусть он раны душевные собственным страхом смазывает. Быстрее пойдёт лечение.

— А может не надо быстрее, чифуля? Пусть остаётся с нами?

— Умный ты, Горбач. Везучий. Такого романтика прихватил. Уважаю.

— Могу дать совет, — произнёс любитель сладкого, — лучшее лекарство от любви — сгущёнка. Любовь с первого взгляда!

— Любовь с первого взгляда экономит время!

— А у меня была история… — начал кто-то, и все загудели одобрительно.

Стало легко и душевно. Молодой перебирал струны. Количество пустых банок перед экстремалом увеличивалось. Жизнь демонстрировала аппетит и желания. Это было вчера. Это было ещё до прихода Призрака.

Разведчики

Старпом на мостике поучал второго и третьего помощников:

— Вы должны не только наблюдать за береговой группой, но и предполагать их поступки и действия. Будто вы с ними одно целое, амёба, распростёртая над морем и берегом. Что вы о них знаете?

— Старший группы — Горбач, бывший подводный диверсант, 48 лет. Второй — Чемпион и десантник, 32 года, любитель сгущёнки. Третий — Геолог, 25 лет. Что ещё? Цирковой!

— Почему «цирковой»?

— У него всё красиво. Его так Горбач с десантником окрестили.

— Экстремалы. Движений много, а мозгов мало, — ввернул второй помощник, как штопор в пробку.

— Кто идёт в экстрим?

— Туда не идут…

— Туда попадают, чиф. — Второй и третий помощники смотрели на старшего весело.

— В экстремалы, Юра, идут добровольно. Не от недостатка мозгов, не от желания получить деньги, а от страсти поиграть с собственным страхом. Есть такая болезнь. — Чиф постучал пальцем по косяку дверного проема, а потом — по голове. — Где это дерево поближе? Синдром спускового курка. Зачем? Посмотри на наших разведчиков. Старшой — от тоски по погибшим друзьям — это понятно. Чемпион — чтобы снова себя уважать за победу.

— Из сгущёнки?

— Не смейся над слабостью человеческой. Чемпион — он и со сгущёнкой первый… Цирковой — от несчастной любви — пусть поёт. Любовь