По ту сторону грез - Анна Калина

— Мама, подожди! — кричал он, пытаясь схватить женщину за руку.

Но кошмары играют с нами, не давая получить желаемое. Мы создаем тех демонов, что годами терзают нас.

— Иди сюда, — женщина обернулась, протянув мальчику руку.

Мальчик тоже замер. Он не знал, о чем просить, чего ждать. Он растерялся.

Но все же, набравшись сил, подошел и обнял фантом. Они просто стояли посреди тропы, обнявшись, и молчали. Женщина гладила мальчика по волосам и молчала.

И я молчала, спрятавшись за стволом дуба, чувствуя себя такой же маленькой и одинокой, как Каэл. Этот сон не дал мне ответов на вопросы, это просто был кошмар маленького мальчика, которому так не хватало материнской ласки. И я подарила ему ее крупицу.

Иллюзию. Большего я дать, увы, не смогла бы при всем желании. Я лишь гостья в его жизни…

Фантом осторожно взял мальчика за руку, они пошли дальше вместе, теряясь в тумане. Огоньки светлячков освещали им путь. И пел где-то в чаще соловей.

Я еще немного посмотрела им вслед и вышла из-за дерева. Сон растворится и перенесет мальчика в другой мир. Может, мой поступок и бессмысленный, но мне почему-то было очень важно сделать Каэла чуть счастливее. Пускай и на краткий миг. Я не заставила фантом говорить дальше. Я не знаю, что нужно сказать, да и права на это не имею. У него есть отец, пускай он и поговорит с сыном…

Сделав шаг в сторону, я вывалилась в какой-то сумасшедший мир почти ослепшая, попав из полумрака в ярко освещенный зал. И восхищенно замерла.

Это был спонтанный сон. Одна из тех реальностей, где чужая выдумка ожила и продолжала существовать сама по себе, по своим законам. Я о таком только читала. Не все сны плод нашей фантазии. И неправда, что только призрачники прыгают из сна в сон. Просто мы контролируем свои переходы и способны подчинять законы сна. А простые люди могут просто случайно попасть в мир, созданный чужим разумом. Это бывает редко, но случается. Не задумывались, почему нам в снах являются незнакомые люди, которых мы встречаем в реальности? Или события? Мы называем это совпадениями, но вполне возможно, что во снах мы встречали и возлюбленных, и будущих друзей. Сон — это еще одна реальность, и судьба использует ее, сводя вместе нужных ей людей.

То же и со снами, где черпают вдохновение творцы. Или миры, которые ни с того ни с сего снятся нам. Мир сна живет своей жизнью, и его влияние на реальность слишком принижено. Это мир свободы, легкости, веселья. Здесь мы можем быть теми, кем рождены. Реальность это склеп. Кладбище, где похоронены чужие мечты, надежды. Сколько таких вот несбывшихся художников, несостоявшихся актеров, писателей, певцов растворились в материальном мире, загнанные в рамки его законов. Уступили правилам, похоронив навсегда мечту ради материальных благ (или порой просто ради чужого мнения). И только засыпая, они могут вновь раскрыть крылья и стать теми, кем всегда хотели. Пускай ненадолго, но побыть собой.

В этом мире был праздник. Карнавал. Бурное веселье, наполненное грохотом музыки и смехом. Журчали фонтаны из шампанского, звенел дорогой хрусталь. Глотатели огня коптили лепные потолки, выпуская изо ртов алые языки пламени. Женщины походили на райских птиц, ослепляя окружающих пестрым оперением нарядов. Шелка, блестки, драгоценности. Я с улыбкой отметила, что тоже скрываю лицо под маской. Одна из стен была сделана из зеркала, так что разглядеть себя мне не составило труда. Ха! Я прямо белый лебедь. Пушистые перья в прическе, платье блестит как рыбья чешуя, отливая перламутром, нити жемчуга запутались в волосах, обвили шею, змеей спускаясь по обнаженной спине. И белая же маска из тонкого кружева.

Я схватила бокал с шампанским у пробегавшего мимо официанта. Я хочу захмелеть, надерусь, а потом пойду каяться к Стоуну.

— Бунт, самоволка, алкоголизм, — со вздохом сообщили мне откуда-то со стороны.

От неожиданности я подавилась шампанским и закашлялась, обрызгав проходящих мимо гостей. Потом обернулась. Сначала увидела Аурелиса, весело помахавшего мне из дальнего угла зала. А потом инкуб молча растаял в пространстве, оставив меня одну — на растерзание Стоуну. Инквизитор как раз стоял рядом и злым взглядом изучал меня, облитую шампанским. Мир бурлеска преобразил и инквизитора, тот также был в маске (просто из черного атласа) и в смокинге. Вся эта чернота и строгость очень шли Стоуну, делая его силуэт еще внушительнее.

— Я даже спрашивать не буду, где вас носило, — сухо сообщили мне.

— Оу! Так я могу не придумывать правдоподобную ложь? — излишне истерично отозвалась я. — Это так мило с вашей стороны…

— Я запретил вам лезть в дела моей семьи, мисс, — холодно напомнили мне.

— Но утолять собственное любопытство не запрещали.

Огрызнувшись, я допила-таки остатки спиртного из бокала и зло уставилась на Стоуна. Тот закатил глаза и вздохнул.

Где-то за спиной взревело пламя в руках акробата, напугав меня до икоты. Стоун продолжал торчать неподвижно посреди зала, словно вколоченный в пол гвоздь. Человеческая река обтекала нас с двух сторон, шумела, шептала и хохотала нежными переливами женских голосов и вкрадчивыми нотами мужских баритонов.

А я с прискорбием обнаруживала пробуждение моей неубиваемой совести. Особенно под прожигающе-спокойным взглядом инквизитора. Честно, я ждала чего угодно, но только не этого задумчивого спокойствия. И меня это бесило. Пускай бы он орал, угрожал, злился. Обещал бы меня выпороть, лишить пищи, закрыть в карцере. А он молчал.

— Можно подумать, что я совершила государственную измену, — решила я напасть первой.

Вот так, а то стоит тут весь такой холодно-отстраненный, и смотрит на меня, как на вошь в шампанском. А теперь это я на него обиделась. Вот. И я даже стала по другому, вытянувшись во весь свой не особо героический рост и вздернув подбородок. Стоун молчал. Только янтарные глаза блестели в прорезях маски.

— А что? — окрысилась я. — Вы спокойно смотрите на страдания ребенка, что я должна была делать?

Стоун прищурился и, сделав шаг ко мне, приблизился вплотную.

— Я спокойно смотрю? — прорычали мне в самое лицо. — Я защищаю покой сына!

— Вы? — я даже расхохоталась от злости. — Вы игнорируете его вопросы, отмалчиваетесь. Запрещаете знать правду!

— А кто вам сказал, мисс, что правда о матери сделает моего сына счастливее? — продолжал рычать инквизитор, нависая надо мной.

Меня отчего-то начало трясти и я принялась орать на Стоуна в ответ, размахивая руками. Люди вокруг нас шарахались в стороны, шептались и переглядывались, но нам было плевать. Мы всецело отдались скандалу.

— Не знаю! — заорала я. — Я не знаю, насколько жуткой была история исчезновения вашей супруги и каковы подробности ее смерти. Но можно же было объяснить сыну, что мать умерла и нет смысла ее искать. А вместо этого он живет мечтами и фантазиями.