Нотки кориандра - Игорь Лебедев

Услыхав про турок, Петр Павлович не выдержал:

— Сергей Николаевич, а с чего ты турков-то сюда тянешь?

Брусникин остановился и с удивлением посмотрел на криминалиста.

— Вот те раз! Тебе улик мало? Ты знаешь, чей труп препарировал?

Жарков не знал.

— Советника турецкого посла Али-Фероу-Бея! Жена уже опознала по перстню.

— Послушай, Сергей Николаевич, этот Али-Фероу-Бей пристрастился к петушиным боям, там его преступники и схватили, а в Сестрорецк довезли уже в бессознательном состоянии. Мы с Ардовым вчера нашли то место.

— Какое еще место?

— Его опоили и держали в подвале. Вот флакон. Следы барбитала мною были обнаружены и при исследовании трупа.

Жарков достал из кармана склянку из аптеки Бауманна и показал жандарму.

— Петр Павлович, смотрю, тебя Ардов успел обработать? — Брусникин бросил пренебрежительный взгляд на предъявленную улику. — Али-Фероу-Бей страдал бессонницей, пил на ночь капли — отсюда и барбитал в трупе. Уверен, жена подтвердит. Не будь наивным. Это видел?

Брусникин достал клочок бумаги и показал Жаркову.

— Это записка из его кармана! Знаешь, что тут? Адреса всех военных заводов! Цель — лишить Россию современного оружия перед войной. В Сестрорецке мы прохлопали, но в других местах — встретим как полагается, не сомневайся.

Петр Павлович рассматривал грязный обрывок.

— Откуда страничка, догадался? — продолжал Брусникин. — Обрати внимание на верхний край. Он оборван, но несколько букв осталось. Это записная книжка самого господина посла!

Криминалист поднял ошеломленный взгляд. Полковник приблизился к нему вплотную и заговорил тихо, но с невероятным напором:

— Мы раскрыли турецкую сеть, действовавшую под прикрытием посольства, вот так-то, Петр Палыч! С минуты на минуту я жду разрешения на арест военного атташе капитана Джамиль-Бея и морского атташе лейтенанта Мустафы-Эфенди.

Жарков почувствовал, что растерял все сомнения насчет «турецкого следа», которые успел было поселить в нем Ардов. Улики Брусникина казались неоспоримыми.

— Кто, как не советник Али-Фероу-Бей, склонил Лундышева к сотрудничеству? — Жандармский офицер принялся ходить за кулисами как по своему кабинету на Фурштатской. — Справку из банка ты сам видел — капитан-лейтенант оказался человеком жадным, на этом и подловили. Провели первый взрыв, Чептокральский принес деньги.

— Погоди, ты и Чептокральского в турецкие агенты записал? — опешил Петр Павлович.

— А ты как думал? — вскипел Брусникин. — В ардовские сказочки про тайную любовь поверил? Картина там совершенно ясная: репортер принес плату за взрыв, Лундышеву показалось мало, повздорили. Чептокральский пошел на угрозы и был убит. Думаешь, я не видел, как твой Ардов тряпочку к поддевке прикладывал? Меня не проведешь! Я сразу смекнул, что у него есть улики по Одноухому!

— Он там был, верно, — признал Жарков, — но в квартиру не заходил, наблюдал в окно.

— Ну и наблюдал, — согласился полковник. — А когда понял, что дело расстроилось, взял в свои руки. И шлепнул этого Лундышева к чертовой матери.

— Но раневой канал… — начал было возражать Жарков.

— Говорю тебе, — перебил полковник, — взялся помогать убирать труп, возился с ним. Потом схватил револьвер и выстрелил. Вот тебе и направление раневого канала.

Для убедительности Брусникин даже опустился на корточки и показал, как Одноухий мог схватить с пола револьвер и произвести выстрел из такого положения.

— Зачем? — все еще не понимал Жарков.

— Да чтобы на допросах Лундышев не разболтал про всю шайку! Если бы твой Ардов не шлепнул Одноухого у Мосиных, уверен, он бы во всем сознался. И указал бы на вашего Белоглазова.

— Белоглазов не может служить туркам, — уверенно произнес Жарков.

Несмотря на напор и самоуверенность Брусникина Петр Павлович чувствовал, что полковник лепит нужную ему картину преступления, подминая в удобном ракурсе и факты, и логику. «Турецкий след» опять стал растворяться, словно туман.

— Это еще почему? — не унимался жандармский офицер.

— У него два Георгиевских креста за Шипку.

— Шипка? — переспросил Брусникин и, казалось, тень сомнения пробежала по его лицу. — За полгода, проведенные там, вполне мог быть завербован агентами Сулеймана-паши, — нашелся он буквально через мгновение. — Чем еще объяснить столь преданное служение интересам врага?

— Да не в турках тут дело! — в сердцах воскликнул Петр Павлович.

Ему потребовалось немало сил, чтобы сделать такое заявление. Криминалист понимал, что никак не имеет достаточных аргументов для продолжения спора и вообще плохо представляет, в каком направлении могут располагаться истинные мотивы злоумышленников, но он верил Ардову. Эту веру в нем усиливало и чувство вины, которое он испытывал перед Ильей Алексеевичем за то, что поддался уговорам Брусникина и согласился использовать сыщика «в темную» в расчете, что тот выведет жандармов на Одноухого, и за мелкую ложь с портфелем.

— Сергей, надо помочь Ардову, — взмолился Жарков, — он разгадает! Надо слушать, что он скажет. Все дело сегодня должно решиться.

— Петр Палыч, ловите вашего Белоглазова, — с некоторой снисходительностью отозвался Брусникин. — А турецкий вопрос доверьте решать Третьему отделению — оно для того и существует.

В особой комнате игрального клуба «Пять шаров» уже третий час шла игра. Очередь метать банк пришла к Евгению Тавелиди, сыну известного купца, сделавшего состояние на продаже чая и занимавшегося промышленностью и золотодобычей. Правда, деньги, вложенные год назад в прииски на реке Холомхо, совсем недавно сгорели: из-за опасений падения стоимости золота в результате введения «золотого стандарта»[78] пайщики, подпав под общую панику на рынке, продали общество за копейки. Это сильно ударило по благополучию семьи: Тавелиди-старший все более влезал в долги, чтобы сохранить на плаву другие свои предприятия. Однако 22-летний Георгий не принимал отцовские заботы близко к сердцу: он уже давно решил, что предпринимательская стезя не для него — юноша предполагал посвятить себя искусству или наукам, отчего завел богемные привычки, на которые имел обыкновение тратиться, не задумываясь.

Игра шла из рук вон. За все время Георгию лишь единожды пришла девятка и несколько раз вышло прикупить к тузу семерку да к двойке шестерку. Долг перед партнерами рос с каждой партией, но молодой человек все никак не мог найти в себе сил выйти из игры, всякий раз прикидывая, каким образом сможет на худой конец покрыть сумму, выходившую к выплате, — продать бриллиантовую булавку из галстука, заложить карманный Breguet с четвертным репетиром à toc из 18-каратного золота (подарок отца на 18-летие); мысль дошла даже до подделки подписи на отцовском чеке с представлением в банк для оплаты. С этим планом молодой человек и сел метать в решающей партии.