Охотник на лис - Марк Шульц

Совместное проживание наверху с другими постояльцами, которые шастали через мое жилище, не позволяло нормально отсыпаться. Но арендная плата в районе Пало-Альто была высокой, а отец обеспечивал нам поблажки в оплате за жилье, хотя я и не желал благотворительности с его стороны. Я дважды пытался договориться о втором соседе по комнате, чтобы делить с ним арендную плату, но это лишало меня тех жалких остатков личной жизни и уединенности, которые у меня еще оставались. Без соседа значительная часть моей небольшой зарплаты уходила на оплату квартиры, за которую я ежемесячно отдавал 550 долларов, и налоги. В результате мне оставалась незначительная сумма на пропитание. Таким образом, хотя мне и нравилось находиться в том же доме, где жили отец и Дэйв, условия моего проживания там были весьма стесненными.

Как-то после открытого чемпионата США и перед отборочными соревнованиями к чемпионату мира, когда я был дома в ожидании тренировки, мне позвонили. Собеседник представился главным хирургом чего-то там при Медицинском центре Стэнфордского университета и предупредил, что мне позвонит человек по имени Джон Дюпон. Он сказал, что Дюпон – весьма важная персона, поэтому он хотел бы поручиться за него прежде, чем состоится наш разговор.

Я никогда раньше не слышал об этом парне по имени Дюпон, и врач не дал мне подсказки, чего этот Дюпон от меня хочет.

Мне было любопытно, почему мне позвонили и с какой стати главный хирург должен был поручаться за Дюпона. Я задавал себе вопрос, все ли в порядке с этим Дюпоном. Звонок был тем более странным, что хирург не дал мне никаких объяснений, хотя вполне мог бы это сделать. «Что за черт? – пытался я сообразить. – Со мной такого еще никогда не случалось».

Позже, во второй половине дня, позвонил Дюпон, представившись в качестве человека, который организует при университете Вилланова в пригороде Филадельфии новый спортивный центр по подготовке борцов первого дивизиона Национальной ассоциации студенческого спорта. В этой связи он хотел бы предложить мне работу помощника тренера.

– Сколько необходимо, чтобы вы сюда приехали? – спросил он.

У меня в голове возникла сумма 24 000 долларов. Если бы я тогда знал то, что мне вскоре предстояло узнать о Дюпоне, я бы сказал: «300 000 долларов», и он бы наверняка согласился. Но 24 000 долларов – это было больше, чем получал Дэйв в Стэнфорде, даже с учетом финансовых добавок из моей зарплаты, и я не рассчитывал на что-то большее, чем стабильная работа обычного помощника, в спокойной обстановке и на постоянной основе. Так что именно эту сумму я и назвал Дюпону.

Дюпон обещал перезвонить.

Как оказалось, вначале Дюпон позвонил Дэйву. У Дэйва была репутация одного из наиболее техничных и талантливых борцов в мире, и он нравился многим. Дэйв знал, как оставаться верным себе и в то же время говорить и делать все правильно, так, чтобы успешно продолжать карьеру в Федерации спортивной борьбы США. Дэйв умел быть честным и одновременно не задевать власть имущих. Когда Дэйв говорил, даже если он выражал критическое отношение к чему-либо, его искренность не вызывала сомнений.

В отличие от меня, предпочитавшего оставаться в одиночестве и хранить при себе свои секреты, Дэйв готов был каждому уделить время. Если парни просили его показать свои приемы, он с радостью делал это. Я был также готов заниматься с парнями и показывать им какие-то основные движения, но у Дэйва это получалось, безусловно, лучше. Плюс ко всему у него было больше борцовского опыта, поэтому он мог показать и больше приемов. Как я полагал, в моем арсенале было не так уж много приемов, чтобы я мог раздаривать их.

Благодаря дружелюбию Дэйва и его готовности делиться своим опытом его высоко ценили в борцовском сообществе в Соединенных Штатах и во всем мире. Он с удовольствием вызывался рассказывать университетским группам, особенно тем, в которых занимались его парни, о своем опыте участия в Олимпийских играх. Ему ничего не стоило подарить свои медали и награды членам семьи и друзьям. Когда другие борцы просили Дэйва показать им некоторые из своих приемов, он с радостью и бескорыстно обучал их. Дэйв любил людей и щедро дарил им свое время, а ведь время – это самая большая ценность, которую мы можем подарить другим. За рубежом, научившись говорить по-русски, Дэйв заслужил уважение российских борцов и любовь российских болельщиков. Весьма вероятно, что Дэйва больше признавали и ценили в Европе, чем у него на родине.

Когда Дюпон решил создать при университете Вилланова спортивный центр по подготовке борцов, он сразу же подумал о Дэйве. Но Дэйв только что получил порцию финансовой поддержки из моей зарплаты, и это достаточно прочно привязало его к Стэнфорду, по крайней мере, до следующего года. При этом Дэйв рекомендовал Дюпону меня.

После нашего первого разговора Дюпон позвонил мне на следующий день и сказал, что готов платить мне столько, сколько я запросил.

Тем не менее мне хотелось получить от него побольше информации. Ведь обычно университеты сокращали спортивные центры по подготовке борцов, а не создавали их.

Ответы Дюпона были весьма расплывчатыми, из чего я уяснил, что он не владеет всей необходимой информацией о том, как реализовать свой проект. Но из того, что он мне сообщил, ничего не насторожило меня, не заставило подозревать, что у него какие-то сомнительные мотивы.

Тем не менее мне хотелось составить о Дюпоне более полное представление, поэтому я постарался устроить так, чтобы в течение следующих нескольких дней он названивал мне. Я попытался таким образом лучше узнать его.

Когда я выяснил, что он был мультимиллионером, мне пришлось по душе то, что человек с такими деньгами собирается вложить их в спорт. В свое время Арт Мортори организовал борцовский клуб «Санкист кидс», за который я выступал, но Арт в основном оплачивал лишь расходы своих борцов, участвовавших в соревнованиях. Его клуб практически не оказывал помощи в организации необходимых тренировок и в оплате расходов на проживание. Исходя из того, во что Дюпон, даже выражаясь достаточно туманно, заставил меня поверить, я решил, что он собирается стать первым мультимиллионером, который сделает вложения в спорт и возьмет на себя обязательства обеспечить участие своих спортсменов в соревнованиях на самом высоком уровне вне зависимости от стоимости этого.

Однако во время наших следующих телефонных разговоров у меня появилось ощущение, что он что-то скрывает. Он не сообщал мне ничего нового, и я не мог понять, почему. Это вынудило меня проявить осторожность, но опять-таки в наших разговорах не было ни намека на то, что от этого парня может исходить какая-то угроза.

На самом деле, по мере наших бесед во мне крепло убеждение в том, что ему все больше нравится идея о моей тренерской работе при университете Вилланова. Я же, со своей стороны, был все менее заинтересован в том, чтобы туда поехать. Меня все не покидало ощущение, что с Дюпоном что-то не совсем в порядке, но я не мог определить по телефону, что же именно.

Однако у него были деньги, много денег, просто очень много, и он создавал впечатление человека, проявлявшего к борьбе серьезный интерес. Я полагал, что при финансовой поддержке Дюпона университет Вилланова вполне мог стать учебным заведением Восточного побережья с солидной борцовской династией. И если я мог в Стэнфорде удвоить свои доходы, организуя тренировки в обстановке стабильности, то деньги Дюпона позволили бы мне достичь всего, что я желал в своей карьере борца. Я сообщил ему, что, если он хочет, мы могли бы встретиться через две недели на отборочных соревнованиях к чемпионату мира в штате Индиана. Он ответил согласием.