Вот это жизнь! - Михаил Леккор

не захотели. Они выбрались через узкую дверь, мешая друг другу, заревели, замахали оружием (в основном обычными топорами, лишь у одного был кистень, а у другого — сабля).

Подбадривают себя, — понял Дмитрий, — увы, ничем не могу помочь.

По его сигналу пищали сделали прицельный залп. Для разбойников этого оказалось достаточно, все они были убиты. Вот и нет шайки Митьки-душегуба!

Заимку быстро потушили, забросав снегом и занялись обыском. Если зерно в рогожах, различная рухлядь и скот были видимы визуально, то денег и драгоценностей в результате первого поверхностного обыска не нашли.

— Поторопились с разбойничками, — искренне огорчился воевода, — надо было оставить одного, выпытали бы. После допроса с огнем все бы рассказал.

— Все мы остры задним умом, — раскаянно вздохнул Дмитрий, — узнаем умное опосля.

Впрочем, после того, как перебили разбойников и потушили заимку, внутри ее внезапно обнаружили десяток женщин, обслуживающих бандитов. Хозяйственно и, как понял Дмитрий, сексуально. Когда на заимку напали, женщин связали по рукам и ногам, заткнули рты кляпами и спрятали под шкурами. Если бы заимку не потушили, все бы они погибли.

Страх у этих жертв насилия перед разбойниками был таким большим, что они наотрез отказались выходить из дома и еще попеняли освободителям, что их развязали. Мол, их накажут, нещадно изобьют, да еще выгонят на ночь из дома спать в снег.

Пришлось их насильно вывезти и показать трупы бандитов. Разглядев своих мучителей мертвыми, женщины немного успокоились, и появилась возможность попросить их приготовить ужин и помочь рассортировать имущество.

С собой они взяли четыре штуки сани про запас и еще пять взяли у разбойников. Но все равно пришлось сделать несколько волокуш, настолько велика была добыча. Только рухляди — шкур различных пушных зверей, в том числе соболей, было, по подсчетам Силантьича, на несколько сот рублей. А еще шерстяные, шелковые ткани, гобелены, десятки пудов сыра и масла. Позаботились разбойнички о своем питании.

Поздно вечером, точнее ночью, нашлись и припрятанные деньги и драгоценности. Зоркие новобранцы, вынося охапки шкур, обратили внимание, что в одном месте вроде бы рыли. Послали за Дмитрием и воеводой, разрыли. В тайнике оказалось три солидных бочонка с деньгами, такие тяжелые, что с трудом вытащили, различные безделушки из золота и серебра, просто лежащие на земле: посуда, гребни, перстни, сережки и так далее.

Дмитрий, посмотрев, осторожно убрал с набора серебряных чарок землю.

— Понравились? Себе возьмешь? — деловито спросил воевода.

Дмитрий в ответ лишь подмигнул:

— Это брат-воевода такая вещь, что себе никак не возьмешь. Если я не ошибаюсь, любимые чарки государя Петра Алексеевича. Пропали они еще в прошлом году и царь до сих пор о них вспоминает. А они здесь оказались. Если так окажется, царская милость тебе обеспечена.

Силантьич пораженно перекрестился, отгоняя нечистого.

— Вот где настоящее-то сокровище, — прошептал он, — что деньги, пришли и нету.

Дмитрий молча похлопал его по плечу.

Выехали на следующее утро. Почти сутки выходили из лесу. Тяжело груженые сани становились совсем неповоротливыми. Местами приходилось их разгружать и нести на руках и сани, и груз. Но о том, чтобы часть грузов выбросить никто даже не заикался. Это была их добыча, законная и справедливая. Хозяев-то, скорее всего, разбойники уничтожили.

На зимнике части людей пришлось идти пешком. Много грузов, да и женщин тоже не бросать же в зимнем лесу. Не чужие чать, православные.

Так и шли-ехали, потратив почти целую неделю. Дмитрий не торопился. Погода была благодатная, почти безветренная, днем несколько градусов мороза, ночью холодало, но не очень, у костров согреешься. Пусть молодежь втягивается.

Продовольствие и рухлядь, захваченные у разбойников, почти все скупил Дмитрий. На деньги, тоже захваченные у душегубов и полученные в его долю. Вот такой бизнес. Воевода по старой дружбе продал очень дешево. Дмитрий стал владельцем нескольких четей пшеницы, ржи, овса, десятков пудов сыра, масла и мяса.

Еще ему досталось несколько сороков пушнины. Больше всего оказалось шкур волчьих, лисьих, медвежьих, но по паре сороков нашлось соболей, горностаев, куниц.

Мясомолочную продукцию сразу взял с собой, а зерно и пушнину оставил на хранение, взяв в аренду пару пустовавших крестьянских изб. Пришлось нанять и пару работников. И сторожить надо, и следить, чтобы продукция не испортилась.

Нижний Новгород стоит на месте слияния Волги и Оки и речная дорога здесь оживленная. Поэтому без труда купил пару стругов и нанял команду на весну. Не все же плотами баловаться. И груз оставленный отвезут.

Соединив, таким образом, бизнес с государевым делом, Дмитрий дал команду трогаться своей оживленно-оптимистической команде. Недоросли были пьяны без вина. За уничтожение разбойников каждый из них получил по десять рублей. Колоссальные деньги по тем временам. Отпущенные на пару суток домой «по всякой надобности» они произвели такой эффект, что дома даже никто и не упрашивал остаться. Двое за это время успели жениться, одному отец купил небольшую вотчину. Дмитрию откровенно обрыдли толпы желающих записаться в новобранцы и он отправлял их к воеводе. У того было много вакансий — создавались солдатские и драгунские полки.

Все это, честно говоря, изрядно надоедало, и Нижний он покидал с легким сердцем. Савелия он еще раньше отправил в Москву — позаботиться об мундирах. По существующему распорядку, новобранцы должны быть обуты–одеты самостоятельно, но откуда взять в глухой провинции полный мундир рядового Преображенского полка?

Поэтому Дмитрий еще до отъезда договорился с полковой швальней преображенцев о мундирах, закупил на выделенные деньги шляпы, обувь и оружие.

Мундиры шили трех размеров — большие, средние и малые, а потом подгоняли под конкретные размеры конкретного индивида. Вот Савелий и отправился с этими размерами, чтобы не тратить время даром. Никита ускакал еще раньше, по своим и, главным образом, делам своего начальника.

Никто из них не роптал. Как своим ближайшим людям Дмитрий выдал им по тридцать рублей. Воевода получил сто рублей. Сколько же у него осталось от денег, полученных за продажу разбойничьего имущества, не знал никто, но Дмитрий полагал, что руки тот погрел хорошо. Впрочем, это его уже не касалось. Зато, хотелось верить, в спину врать не будет.

В свою очередь Дмитрий молчал о сумме, оставшейся у него. Кроме наградных, двести рублей пришлось отдать в государеву казну — это святое, государство всегда входит в долю в таких делах, желают или нет остальные участники. Но и после всех выплат у него осталось почти две тысячи восемнадцать рублей с полтиной и алтыном. Не вписывающиеся в эту сумму три денги были розданы