Солнце, луна и хлебное поле - Темур Баблуани

с поляком собрали семь килограмм четыреста грамм золотого песка. На рюкзак я положил ящик с гвоздями и моток медной проволоки.

Хотя телегу никогда не досматривали, я невольно напрягся, когда на следующий вечер мы подъехали к контрольно-пропускному пункту, но ничего не произошло. Посмотрели на покойника, к нам сел, как обычно, солдат, и мы поехали дальше. Этого солдата я видел впервые, он был новичком и, как всякий новичок, был настороже, сидел верхом на гробе и держал наготове винтовку. Я повернулся и протянул ему сигарету, но он не взял и огрызнулся:

– Гляди вперед.

По дороге заднее колесо телеги провалилось в глубокую ледяную щель, и лошадь встала. Мы с санитаром спешились и налегли. Солдат стоял в отдалении и смотрел на нас.

– Подсоби, – позвал я, он презрительно усмехнулся, отвернулся и сплюнул.

– Так не пойдет, – сказал санитар, – отойди. Я отошел. Он нагнулся и стал поднимать плечом край телеги. Он казался силачом, но я не думал, что у него получится. Приподнял, колесо выскочило из щели и опустилось на ледяной наст. Мы продолжили путь. Когда мы подъехали к кладбищу, далеко на горизонте я увидел мчавшуюся упряжку оленей с санями.

Как только мы остановились, солдат сразу соскочил с телеги и отошел от нас шагов на двадцать, не было никакого шанса подойти к нему поближе. Стоял и глядел, как мы рыли землю, винтовка была у него под мышкой. «Вот невезуха, надо же было именно сегодня дать нам этого нового», – со злостью думал я. За это время проехали еще одни сани и скрылись за небольшим пригорком. Наконец мы закончили и направились к телеге. Санитар поднялся на козлы, я встал на колени и осмотрел ось, затем проверил рукой спицу в колесе и в задумчивости покачал головой. Сзади послышался хруст ломающегося льда, ко мне приближался солдат. Я оглянулся.

– Это надо укрепить, не то колесо может сломаться.

Он остановился в каких-то пяти шагах от меня.

– Ну и укрепи, – ответил он.

Я тяжело приподнялся, рукой нащупал рукоятку спрятанного за пазухой молотка. Отступил назад, будто все еще осматривал колесо. Затем развернулся и, сорвавшись с места, так что солдат и рта открыть не успел, изо всей силы треснул его молотком по голове, он покачнулся, но не упал, его спасла толстая шапка. Я выхватил у него из рук винтовку и перезарядил. Я впервые держал ее в руках, но знал, как обращаться.

– Не убивай! – закричал он.

Санитар сошел с козел.

– Ты что делаешь, сукин сын? – крикнул он и в изумлении уставился на меня.

Я показал на могилу:

– Сам знаешь, что нужно достать.

Он изменился в лице.

– Пошевеливайся!

Страха я в нем не заметил, он стоял и глядел на меня. Только сузились глаза, примерил расстояние между нами. Я отступил назад и крикнул:

– Понял, что сказано?

Он тяжело повернулся и взял лопату с телеги.

– Ты туда же! – прикрикнул я на солдата.

Материл и подгонял их, пока они рыли могилу. Могила не была глубокой, они легко вытащили гроб.

– Отойди, – указал я солдату дулом винтовки; он отошел.

– Ложись, и лицом – в шапку. – Он тут же исполнил приказ.

Санитар отодрал крышку гроба, достал из трупа маленькие мешочки с золотом и положил на телегу. Повернулся, глянул на солдата, тяжело вздохнул и медленно закрыл крышку гроба.

Солдат лежал без движения, до моего приказа он не поднимал головы. Когда он встал, шапка осталась на снегу. Ему показалось, что я собираюсь стрелять, и из горла у него вырвался вопль. Я бросил ему веревку и велел связать санитару руки за спиной:

– Хорошенько связывай, а не то смерть твоя пришла!

Он молча подчинился. Затем усадил санитара на гроб. Я бросил ему вторую веревку.

– И ноги ему свяжи!

Он связал.

– Теперь сними шинель и брось на телегу! – велел я.

Он снял и бросил в сторону телеги, она повисла на краю. Потом показал ему рукой: «Иди садись». Он пошел и сел рядом с санитаром.

– Теперь свяжи себе ноги! – Я достал еще веревку из кармана. Связав, он в страхе уставился на меня. Я обошел его со спины.

– Руки назад. – Он исполнил. – Учти, не двигайся, не пожалею, буду стрелять!

Я положил ружье и связал ему руки. Затем снял ватник и накинул ему на плечи, голову покрыл моей шапкой. Он не ожидал этого, удивился.

– Большое спасибо, – невольно пробормотал он.

Санитар не спускал с меня злобного взгляда, я улыбнулся ему:

– Извини, брат, не стал бы я с тобой так поступать, да что поделаешь, другого выхода нет.

На лице у него появилась презрительная ухмылка. Я поднял с земли солдатскую шапку с кокардой и надел на себя.

– Передай своему другу, суке-грузину, что мы в расчете, я забираю свою долю и ухожу.

Когда я уже поднялся на телегу, он крикнул мне вдогонку:

– Далеко не уедешь!

– Посмотрим!

Положил винтовку на козлы и сильно стегнул Монику концом кнута. Заскрипела ось телеги, и мы тронулись. Вдалеке показались трое саней чукчей, они скользили по снегу, следуя друг за другом.

Из ноздрей Моники шел пар, я нещадно стегал ее длинным кнутом, сердце у меня замирало от страха, как бы не сломалась ось телеги или не отвалилось колесо, так быстро нам еще никогда не приходилось ездить. Я еле удерживался на козлах. Моника устала, ее шатало, но в конце концов мы добрались до дороги, которую назвать дорогой можно было только условно – кое-где на снежном насте были видны следы от полозьев саней, вот и все. Эта дорога шла между двумя небольшими пригорками. Телегу я завел за пригорок, мешочки с золотом сложил в рюкзак, достал оттуда бинокль и поднялся на возвышение.

Долго я всматривался в ледяную пустыню, ничего не было видно, потом я повернулся в сторону кладбища, поправил фокус, и меня как током ударило. У санитара руки были свободны, и он снимал веревку с ног.

«Боже мой, знал же я, какой он силач, надо было еще одной веревкой связать, под конец я сам мог это сделать», – у меня перехватило дыхание. Ведь я надеялся, что, когда их найдут связанными, я буду уже далеко. А теперь, если они раньше времени попадут в лагерь, смогу ли я выбраться отсюда, меня могут догнать, – запаниковал я, но страшное, оказывается, было впереди. Санитар подошел к солдату, снял с него шапку и отбросил подальше. Потом поднял валявшийся на снегу молоток и изо всей силы, раз пять-шесть, ударил его по голове и прикончил. Я