Добровольцы и ополченцы в военной организации Советского государства. 1917—1945 гг. - Алексей Юрьевич Безугольный

бойцы и командиры таких формирований не имели брони от военной службы и призывались в Красную армию по мере надобности последней. Сюда следует добавить регулярные партийные и комсомольские мобилизации, формирование в регионах других военизированных частей (истребительные батальоны, части МПВО), строительство оборонительных рубежей, уборочные сельскохозяйственные работы. Все это в совокупности непрерывно подтачивало организационную структуру народоополченческих формирований, прежде всего тех, которые находились тылу. Воронежская дивизия народного ополчения передала кадровым соединениям три готовых полка. Сталинградский корпус народного ополчения за июль 1941 – май 1942 г. отправил на фронт около двух дивизий (стрелковую и кавалерийскую) и бронепоезд[552]. Сформированная, но невооруженная Краснодарская дивизия народного ополчения в августе 1942 г. была распределена между другими войсками Красной армии[553]. Саратовская стрелковая дивизия народного ополчения за два года (с августа 1941 г. по октябрь 1943 г.) обучила военному делу более 45 тыс. человек, многие из которых в последующем оказались на фронте[554]. В конце октября 1941 г. в бои за г. Курск вступила Курская дивизия народного ополчения в составе четырех полков. В оперативном отношении ополченцы подчинялись 2-й гвардейской стрелковой дивизии. 7 ноября 1941 г., при организованном оставлении города, ополчение было влито в состав дивизии[555]. Подобную траекторию прошли многие добровольческие формирования, рано или поздно оказывавшиеся частью кадровой стрелковой дивизии.

К непрерывной ротации личного состава следует добавить то, что ополчение, за редкими исключениями (московские дивизии и первые три ленинградские дивизии), всегда вооружалось по остаточному принципу. Нехватка оружия повсеместно сдерживала развертывание планомерной боевой подготовки и превращение частей ополчения в реальные боевые единицы. Оружие изыскивалось повсюду – передавалось из воинских частей, восстанавливалось, изготавливалось и ремонтировалось на заводах и в мастерских, собиралось на полях боев, однако его все равно всегда не хватало. А нередко и то оружие, что имелось, изымалось в пользу действующих войск. Все это вело к неизбежной постепенной деградации военизированного формирования. Так что к началу боевых действий такое ополчение могло оказаться совершенно небоеспособным.

Приведу характерный пример. 1 декабря 1941 г., после первого оставления Ростова-на-Дону, И.В. Сталин упрекал первого секретаря обкома в том, что «никакого сопротивления рабочих в Ростове вами организовано не было. Все это является грубейшей ошибкой ростовских военных и партийных организаций»[556]. Двинский возражал на эту претензию: «Среди рабочих мы проводили подготовительную работу, но все оружие (винтовки, пулеметы и т. д.) было отдано полевым частям. Рабочих, которые еще оставались в городе, нечем было вооружить. Коммунисты и лучшие рабочие заранее, еще до эвакуации предприятий, были организованы в полк народного ополчения, прошли заблаговременно обучение и получили главным образом старое оружие (около тысячи человек). Они сражались тесно внутри города всюду, где могли…»[557] Аналогичная ситуация сложилась со Сталинградским корпусом народного ополчения, который к началу боев в городе фактически перестал существовать. Одной из главных причин назвался призыв бойцов ополчения в ряды Красной армии[558]. В преддверии боев в северной части города 23–24 августа 1942 г. в городском парке заново формировались рабочие отряды. Командир корпуса народного ополчения И.Ф. Зименков разрешил «вступление в [рабочие] отряды как отдельным народоополченцам, так и подразделениям, изъявившим желание быть в рабочем отряде»[559]. Именно так, в составе отдельных отрядов, носивших наименования рабочих, истребительных, ополченческих, несколько тысяч горожан приняло участие в Сталинградской битве. Минимальная институализация придала им известную гибкость: они взаимодействовали с различными частями Красной армии, легко маневрировали, выполняли работу разведчиков, проводников и одновременно ремонтировали оружие и боевую технику[560].

Формирование и боевую подготовку ополченческих частей всегда ускоряла непосредственная угроза региону. В этом случае подразделения переводились на казарменное положение, позволявшее организовать удовлетворительный процесс боевой подготовки и подготовить их к бою. Ополченцы, находившиеся на казарменном положении, могли заниматься боевой подготовкой до 10 и более часов в сутки. Их сослуживцы, продолжавшие работать, могли посвятить этому занятию не более 8—10 часов в неделю. Если же угроза городу отступала, то процесс боевой подготовки вновь замедлялся вплоть до полной остановки. Повсеместными атрибутами боевой подготовки без отрыва от производства были нерегулярность, низкая посещаемость (вследствие занятости бойцов на производстве)[561] и условность (из-за нехватки учебного и боевого оружия, учебных пособий и наставлений).

Следует отметить, что перевод личного состава на казарменное положение ложился тяжким бременем на местный бюджет: бойцов необходимо было кормить и обеспечить казарменным фондом. Поэтому к переводу на казарменное положение прибегали только в чрезвычайной обстановке. К тому же эта мера сразу же исключала из производственного процесса тысячи работников, занятых на оборонном производстве. Прифронтовые города не могли себе этого позволить, поэтому практиковался и промежуточный вариант совмещения работы с казарменным размещением. Например, сформированным в конце августа 1941 г. в Ленинграде 73 батальонам народного ополчения Военный совет обороны города установил следующий распорядок: «Бойцы батальонов народного ополчения работают на производстве 8 часов, остальное время должно быть использовано на боевую подготовку в отведенных секторах [обороны] и в казармах». Все три вида деятельности – работа на производстве, боевая учеба и отдых – осуществлялись на территории предприятия. Полностью от производственной работы освобождался командно-политический состав вплоть до командиров взводов («с ними должна быть немедленно организована командирская учеба»), а также орудийные и минометные расчеты («для их усиленного обучения и тренировки»)[562]. Бойцы истребительных батальонов Ленинграда также переводились на казарменное положение, но продолжали производственную деятельность: 9 часов они работали, 4 часа учились военному делу, остальное время оставалось на отдых[563].

Как видно, многие ополченческие формирования на длительный период оказывались в своеобразном промежуточном состоянии: они обязаны были готовиться к боевой работе и в то же время фактически выполняли роль запасных частей для войск Красной армии. Правда, в отличие от настоящих запасных частей, они не имели возможности наладить полноценного военного обучения бойцов. В результате постоянного раздергивания в критический момент ополчение могло казаться небоеспособным.

Истребительные батальоны НКВД

Среди всех военизированных формирований, которые традиционно относят к добровольческим, формально первыми возникли именно истребительные батальоны, на несколько дней опередив рождение народного ополчения. Этимология этого наименования самая буквальная – истребительные батальоны должны были истреблять ожидавшиеся многочисленные и массовые десанты противника. Идея подразделений для борьбы с десантами врага, можно сказать, витала в воздухе с первых часов войны. «Десантобоязнь» пронизала общество, приняла форму массового психоза[564] и определила многие важные властные решения тех дней, хотя в действительности угроза десантов оказалась сильно преувеличенной и борьба с ними в годы войны заняла лишь мизерную долю боевой службы истребительных батальонов[565]. Однако в первые дни войны эта задача представлялась важной; она придала строительству истребительных батальонов осмысленность