Добровольцы и ополченцы в военной организации Советского государства. 1917—1945 гг. - Алексей Юрьевич Безугольный

также лиц, сотрудничавших с оккупантами, – в общем, во всем том, что можно назвать ресоветизацией советских регионов, освобожденных от противника.

Ресоветизация, часто проходившая в обстановке острого противодействия части местного населения советским органам власти, проводилась за счет привлечения другой части местных жителей на свою сторону. В этой связи именно добровольная вербовка в истребительные батальоны местных уроженцев имела большое значение: ресоветизация приобретала элементы гражданского противостояния. Нужда органов НКВД в вооруженной силе для поддержания правопорядка, борьбе с бандитизмом и дезертирством в этот период оказалась еще больше, чем была в начале войны. Только на территории Украины в 1943–1945 гг. было создано и действовало 776 истребительных батальонов (в 1941 г. их насчитывалось только 452[600]), в которых числилось до 70 тыс. человек и около 18 тыс. групп содействия общей численностью до 18 тыс. человек[601].

В освобождаемых от временной оккупации районах нельзя было рассчитывать на патриотический энтузиазм масс такой же силы, какой обеспечивал приток добровольцев в начале войны. Набор добровольцев служил фильтром на пути проникновения в истребительные подразделения лиц, нелояльных советской власти. По этой причине в батальоны преимущественно набирались партизаны, оказавшиеся на освобожденной территории. Эти лица считались политически проверенными, к тому же часть из них уже состояла в истребительных батальонах до оккупации, и, таким образом, возвращалась к своей прежней службе. Кроме того, пополнение осуществлялось за счет допризывной молодежи.

В западных областях СССР набор добровольцев был делом особенно непростым. Он стимулировался выдачей брони от призыва в Красную армию, постановкой на довольствие и другими социальными благами, столь ценными в военное время. Мотивацией для вступления в истребительные батальоны могли быть поиск защиты себе и своим семьям в условиях распространения уголовного бандитизма и антисоветского повстанчества. В этой связи обращает на себя внимание то, что в Западной Украине в такие батальоны охотно вступали поляки и русские, которые таким образом стремились противодействовать украинским националистам[602].

В целом истребительные батальоны стали одним из типов военизированных формирований, впитавших в себя значительную массу добровольцев, хотя нормативной базой такой способ комплектования не предусматривался. Истребительные батальоны были институализированы значительно выше других военизированных формирований, однако в части комплектования личным составом привлечение добровольцев способствовало выполнению служебно-боевых задач.

Только «лучшие люди»: социально-демографический состав добровольцев

Хорошо артикулированным акцентом большинства директивных документов, связанных с формированием добровольческих частей, выступает тема «лучших людей». Выполнение важных государственных задач усилиями именно «лучших людей» – общее место для советских практик общественно-трудовой деятельности. Под «лучшими» понимались классово близкие, социально активные личности, убежденные сторонники сталинского пути социалистического строительства. В случае с добровольцами-комбатантами эта тема имела свое преломление.

Специальный отбор наиболее физически крепких и выносливых, сознательных, стойких, решительных, готовых к самопожертвованию добровольцев по понятным причинам требовался в небольшие отряды и группы представителей наиболее рискованных военных профессий – воздушных десантников, диверсантов, партизан, истребителей танков, политбойцов (коммунистов, которые должны были идти в бой в первом ряду для поднятия морального состояния войск). В начальный период войны работниками райкомов и местных отделений НКВД осуществлялся интенсивный отбор «лучших людей» в такие подразделения. Именно здесь, как нигде, требовались сознательность выбора, понимание того, что вероятность погибнуть крайне велика. Отсюда требование к предельной моральной мотивации комбатанта, выраженной в его добровольном участии в вооруженной борьбе.

В случае с партизанами и диверсантами, тактика которых еще не сложилась, их старались снабдить едва ли не всеми известными видами оружия. Так, пять добровольческих партизанских (диверсионных) отрядов, снаряженных отделом НКВД Ленинградского района Москвы, имели на вооружении винтовки, револьверы, ручные пулеметы, гранаты («без гранат партизан – не партизан»), бутылки с зажигательной смесью («они воздействуют крепко на танки, а также нужны будут на случай поджога штаба») и т. д.[603] Неудивительно, что от партизана ждали навыков супергероя, а потому так тщательно отбирали кандидатов из числа наиболее сознательных добровольцев. В августе 1941 г. «из числа лучших красноармейцев наземных войск и призывников», а также добровольцев молодых возрастов, физически развитых, здоровых и морально устойчивых, набирались кандидаты для укомплектования воздушно-десантных войск[604].

В то же время целенаправленный отбор «лучших людей» повсеместно отмечается и в самых массовых добровольческих формированиях – ополчении, истребительных, рабочих, коммунистических батальонах. Здесь вступал в действие иной мотив – крайне сжатые сроки формирований и вызванная этим обстоятельством объективная невозможность осуществления полноценного отбора по возрасту, состоянию здоровья, уровню военной подготовки и военной специальности, образованию, политико-моральным качествам – иными словами, всего того, что делали в обычных условиях военкоматы. Авральный характер добровольческих формирований заставлял прибегать к суррогатному отбору «лучших людей». «Высшая проба» добровольцев должна была не просто компенсировать вынужденное нарушение всех традиций и норм строительства вооруженных сил, но даже гарантировать, что добровольческие части будут «лучшими дивизиями Красной армии»[605]. Именно такую установку дал В.М. Молотов на совещании в Кремле секретарям московских райкомов 2 июля 1941 г. перед началом формирования столичного ополчения. Исходя из такой установки первый номер газеты Ленинградской армии народного ополчения от 6 июня 1941 г. внушал: «Право вступить в армию народного ополчения – почетное право и высокая честь»[606].

Подбор в воинские части именно лучших представителей трудящегося класса прямо вменялся отборочным комиссиям руководящими документами: «Заводы должны записать людей, которым можно было доверять, надежных…»[607]; «укомплектовать рабочими Брянска и других городов и районов Орловской области, передовыми людьми колхозов…», «лучшими людьми г. Иваново и области, рабочими ткачами и лучшими колхозниками…»[608] и т. п. Этой игре не было конца. Немало случаев, когда в добровольческих частях вновь добровольно отбирали лучших бойцов и командиров для создания каких-либо специальных или маршевых частей, например, из состава истребительных батальонов органы НКВД нередко набирали диверсантов и партизан; в ополченческих частях формировались разного рода «особые», «истребительные» или просто маршевые подразделения «из числа наиболее подготовленных, имеющих боевой опыт»[609].

Поскольку непосредственным рекрутером ополченцев и бойцов истребительных батальонов были парткомы предприятий и учреждений, то во главу угла ставили политико-моральные качества кандидатов. Остальные качества (физическое состояние и военные навыки и квалификация) не то чтобы игнорировались, но учитывались более или менее поверхностно, поскольку для их оценки парткомы не располагали ни временем, ни компетенцией. Тем не менее в первые недели войны задачу отбора «лучших людей» значительно облегчал большой переизбыток добровольцев, позволявший выбирать среди кандидатов действительно лучших. При комплектовании войск на основе воинской обязанности такая возможность предоставлялась далеко не всегда.

Как уже отмечалось, в начале войны первичная запись в добровольческие формирования нередко осуществлялась списочно, без непосредственного участия кандидатов. В этих условиях вставал вопрос о критериях отбора «лучших людей». Единых норм и