На темных аллеях - Татьяна Тронина

— Перестань. У тебя воображение стало, как у твоей бывшей.

«Не у бывшей, — хотел поправить Егор. — Она до сих пор моя законная жена». Но не стал.

…Все произошло само собой, легко и незаметно — Светлана сошлась с Гариком.

Егору какое-то время было больно — но не потому, что его бросили, нет. Он чувствовал себя обманутым. Он чувствовал себя дураком.

Знал ведь, что Светлана — такая. Не плохая, не злодейка, но — слишком легкая. Отчаянная и веселая. Ничего не боящаяся.

То, чем закончатся отношения Светланы и Егора, можно было предугадать. «В сущности, она меня не обманывала. Это я сам себя обманул. Не захотел замечать очевидного. Ведь только с чужими бывает так легко и весело!»

Егор буквально в считаные дни переехал в другую квартиру. Продал старую, купил новую. Не хотел оставаться в том несчастливом доме, рядом со Светланой, ее детьми… С глаз долой — из сердца вон.

Потом, Лида бы в тот дом все равно не вернулась.

А Егор очень хотел вернуть и ее, и сына. Ради них он и затеял этот переезд.

С сыном, кажется, отношения более-менее налаживались. Интересным и странным было примирение отца и сына. Уж сколько Егор его обхаживал, возился с Васькой, таскал по всяким интересным местам, дарил подарки — ни в какую! Перелом в отношениях случился после следующего разговора.

Однажды Вася спросил — любит ли Егор Макса с Нюшей? (Еще до разрыва со Светланой произошел этот разговор.)

Егор хотел ответить что-то правильное, благостное, примиряющее, из серии — нет плохих детей, ко всем надо относиться по-доброму, с приязнью, но в глазах сына было что-то такое… Словом, Вася ждал не долгих нравоучительных рассуждений, а самой сути. И тогда Егор ответил твердо и коротко:

— Нет. Люблю я — только тебя.

Вася задумался, притих. Потом опять спросил:

— Я лучше их?

О, нет, сын не пытался сравнить себя с детьми Светланы, он, кажется, хотел сейчас понять, каким видит его именно Егор, отец.

— Да, — продолжил Егор. — Ты лучше всех. Ты лучше всех детей в мире.

И он сдержался, чтобы не уточнить — «для меня». Каким-то убогим, корявым было бы это уточнение, эта фарисейская, жалкая оговорка.

Вася как будто вздохнул с облегчением. И с того самого момента его отношение к отцу изменилось. Наверное, каждый ребенок хоть раз в жизни должен услышать от своих родителей, что он — самый лучший. Нет, перехваливать постоянно — тоже ни к чему, вырастет эгоист, субъект с завышенной самооценкой, но ребенок в какой-то сложный момент своей жизни обязательно должен ощутить свою ценность, особенность, уникальность. Потому что если ты не испытал на себе в детстве безграничной любви отца и матери — то никогда не почувствуешь себя счастливым до конца. Рай — это не то, что после смерти, и не то, что лишь для избранных праведников. Рай — это детство, проведенное в любви… И жестоко лишать своего ребенка этого рая только из страха испортить его или из желания подстегнуть амбиции ребенка.

Но Егор не солгал. Он и вправду считал своего сына особенным.

Да, Вася не был открыт миру, как дети Светланы, но внутри мальчика шла какая-то постоянная внутренняя работа. И то, что он сумел, в конце концов, простить отца — тому подтверждение.

Итак, к моменту разрыва со Светланой на стороне Егора были уже и сын, и свекры. Потом, разойдясь со Светланой, — Егор и квартиру поменял. Он делал все, чтобы вернуть Лиду.

Лида…

Если и Лида простит его, вернется, то можно считать, что Егор восстановил все то, что сам разрушил когда-то.

Но с Лидой было сложнее. При всей своей внешней мягкости, пугливости, нерешительности — жена Егора не могла забыть его предательства. Лида — злопамятная. Да, это ее недостаток. Могут же у любимой женщины быть какие-то недостатки? Хотя нет. Это не злопамятность. Это другое. Это — обидчивость? Нет, нет, тоже нет… Это, скорее, чрезмерная ранимость. Когда раны, нанесенные жизнью и близкими, заживают слишком долго.

Но Егор был полон энтузиазма, он надеялся, что исправит все, искупит.

Почти каждый вечер в будни хоть на минуточку он заглядывал в дом к свекрам, возился с сыном, приносил все то, в чем, как казалось Егору, его близкие могли нуждаться. Нет, не заваливал роскошными подношениями — но доставлял то, что было насущным, необходимым. Делал что-то по дому — то приколотить, то починить (свекор, в силу возраста и здоровья, уже не в состоянии был прибить покосившийся карниз, например). А Лида вообще с мужской работой «не дружила», хоть и старалась.

Выходные Егор вообще целиком посвящал семье.

А как иначе? Эти люди были его родными. Для кого еще стараться, для кого жить? Теперь главное, чтобы Лида простила его.

Наконец, «не мытьем, так катаньем» — Егор добился своего. Лида сдалась. Она согласилась вернуться с сыном к Егору, в новое жилище.

Это был торжественный день. И свекры ужасно радовались, что молодые помирились и сошлись снова, наконец, и Васька ликовал… Но вот Лида выглядела какой-то потерянной, словно ее вынудили.

Да, они с Егором снова зажили под одной крышей, и даже близость у них была, но Егор чувствовал, что жена так и не смогла до конца простить его.

Эти раны, что он, муж, нанес ей когда-то, — до сих пор кровоточат. А вдруг они и не заживут никогда? И будут кровоточить — до самой смерти? С Лиды станется… И в них, в эти раны, до бесконечности можно будет вкладывать пальцы, чтобы убедиться — не заросло. По-прежнему больно.

Вот какая она была, Лида, его жена.

Сложная. Странная. Непонятная.

И все равно — самая родная, самая любимая.

* * *

Это был обычный день начала сентября, когда в городе стояло бабье лето. Тепло, ясно, листва еще не опала и переливалась на солнце яркими красками… Чудесное время. Жить бы да радоваться. Можно прогуляться по центру или съездить всей семьей в парк. Можно смеяться, любить — в унисон с царящей вокруг гармонией.

Но внутри себя Лида никакой гармонии не ощущала.

Она только что вышла из лабораторного корпуса…

Да, кстати, она последовала совету Егора — оставила работу в городской поликлинике и теперь занималась только научными исследованиями. По-хорошему, Лида сама об этом мечтала. Это же здорово — целиком отдаться своему главному делу, полностью сосредоточиться на нем. Тем более, что Егор прилично зарабатывал, и финансово их семья никак не страдала от увольнения Лиды с одного места.

Итак, Лида шла в направлении к метро и думала о том, что теперь она полностью зависит от мужа. От человека, к которому она испытывала… что?

«Господи, да я сама не знаю, люблю я его или ненавижу!» — подумала Лида, подходя к вестибюлю одной из центральных станций метро. Егор, кстати, давно предлагал жене купить машину, но Лида отказывалась. Она панически боялась водить, да и зачем? Все равно лаборатория в центре, а тут пробки на дорогах — круглосуточно. Это у Егора его завод за МКАД располагается, естественно, что мужу на своих колесах удобнее…