Красная тетрадь - Дария Беляева

в руке последний осколок зеркала, а я сидел перед ним на полу и мазал его пятку зеленкой.

– Сейчас мы забинтуем, – говорил я. – И все будет хорошо.

Отчего-то Ванечка вызывал у меня желание его опекать. Он болтал ногой, и я говорил:

– Тише сиди, тише.

А потом случилась самая странная вещь за вечер. Ванечка, игравшийся с осколком зеркала, вдруг показал его мне. Осколок был такой узкий, что я видел только собственные глаза.

– Убийца, – сказал Ванечка.

Я отчего-то смутился. Боря засмеялся, а Ванечка сказал уже ему:

– А ты – святой.

И прижал палец к своему носу, показав свиной пятачок.

Мы еще немного поговорили и разошлись, но именно на этом странном эпизоде я свое повествование, пожалуй, закончу.

Вот такая вышла ночь.

Запись 29: Обязанности по уборке комнаты

1) Жданов Арлен Георгиевич: генеральная уборка, мытье полов, инспекция.

2) Арефьев Андрей Романович: уборка мелких вещей, которые лежат не на своих местах.

3) Шиманов Владимир Александрович: уборка песка, который он сюда натащил.

4) Шиманов Борис Александрович: уборка песка, который он сюда натащил.

Запись 30: Завтрак

Сегодня на завтрак нам дали сырое мясо.

Эдуард Андреевич сказал, что для наших метаморфоз такое питание просто необходимо и это укрепит наши силы.

Резать мясо было тяжело, и с него подтекал розовый сок (я знаю, что это не кровь, потому что кровь из туши, согласно техническим требованиям, должна быть удалена).

На вкус оказалось вовсе не так отвратительно, как на вид, но Валя отдала свой кусок проходившему мимо Ванечке.

Надеюсь, он взял для Найды.

Впрочем, так как Вале нужен белок, я пожаловался на нее и ей положили еще один кусок мяса.

Думаю, Валя меня побьет, но она должна соблюдать правила питания.

Все должны соблюдать правила питания.

Запись 31: Галечка отвечает

ЗДРАСТВУЙ БРАТЕК Я ТИБЕ ПИШУ ТИПЕРЬ САМА! ДОМА БЕЗ ТИБЯ СКУШНА ПРИВЕЗИ РАКУШЕК БУДЬ ХАРОШИМ.

СПИ ПОСЛИ ОБЕДА И ХАРАШО КУШОЙ.

МАМА СКАЗАЛА ТЫ БУДЕШЬ САЛДАТИКОМ И МЫ ВСЕ БУДЕМ ТАБОЙ ГАРДИТЬСЯ.

ГАРЖУСЬ.

ГАЛИЧКА.

Запись 32: Планета ангелов

Первая процедура прошла успешно. Я почти совсем не волновался. Уже скоро закончится тихий час, а я только проснулся.

Остальные еще спят.

Теперь мы все будем спать во время тихого часа.

Я очень устал, хотя совершенно ничего не делал. Боли (не считая того, что голова гудит) тоже нет, но Эдуард Андреевич ее и не обещал.

Я расскажу, пожалуй, как это было. Я уточнил у Эдуарда Андреевича, могу ли я продолжать вести свою тетрадь, и он сказал, что я волен творчески развиваться в любом выбранном направлении.

Формулировка показалась мне странной, поэтому я уточнил.

Тогда Эдуард Андреевич сказал, что, если я хочу добиться успеха в жизни, мне никогда не стоит добиваться четко поставленных ответов на свои вопросы. Я так и не понял, почему.

Но потом он сказал: да.

Поэтому я сейчас опять пишу в своей красной тетради.

А вечером мы все равно, наверное, пойдем на море. Ничего не изменилось, оказалось нестрашно.

Медицинское крыло располагалось в первом корпусе, но было огорожено строго, проход туда осуществлялся только по пропускам.

Оно весьма отличалось от обычного медицинского крыла в нашем корпусе, где проводили кварцевание, ингаляции и прочие стандартные для оздоровительного комплекса процедуры.

Максиму Сергеевичу выписали красивый пропуск, которым он перед нами похвастался.

Мы несмотря ни на что держались бодро.

Я сказал Андрюше:

– Мы изменимся.

А он сказал мне:

– Я с детства об этом мечтал.

Фира сказала:

– Скоро я смогу отрезать себе палец, и у меня вырастет новый, как хвост у ящерицы.

– И это не все, – сказал Максим Сергеевич. – Если кто-нибудь вроде меня захочет убить тебя, Кац, за разбитое зеркало, которое мне придется возмещать из собственной зарплаты, этому кому-то, то есть мне, будет крайне сложно с тобой справиться.

– Вы же так на самом деле не думаете? – спросил я.

Максим Сергеевич сказал:

– Нет.

И как-то странно замолчал, осмотрел нас. Мы были одеты по-парадному, аккуратно причесаны. Фира даже заплела свои косы, от которых так устала за год.

– Красавцы, – сказал Максим Сергеевич. – Орлы!

И вдруг добавил с совершенно другой, минорной, интонацией:

– Жалко вас отпускать.

А потом он протянул пропуск охраннику, и тот отпер дверь, использовав незнакомую мне технологию (просто посмотрел в специальное устройство на двери).

В белом коридоре пахло сладковато и странно, как будто карболкой, хотя я не был уверен, что в таком месте, прямиком из будущего, недоступном для нас, используется карболка. Это, насколько я знаю, устаревший дезинфектант даже на нашей планете.

Нет, я должен обязательно передать, насколько белым и блестящим был коридор. Казалось, такой чистоты нельзя добиться в природе, нет, даже так: нельзя добиться в условиях реальности, где все постоянно загрязняется.

Я чувствовал себя отвратительным на фоне этой космической чистоты.

Боря прикоснулся к белой стене и тут же отдернул руку. Мне казалось, от его пальцев останутся пятна, но их не осталось, какой-то блеск поглотил его прикосновение, и вернулась изначальная чистота.

Процедурная оказалась такой же белой и очень просторной. В ней не было окон, только до странного плоский экран толщиной, может быть, с лист бумаги. На экране показывали море, яркое, сочное, как настоящее, оно плескалось.

Эдуард Андреевич стоял у экрана и смотрел на море.

– Это очень чувствительная вещь, – сказал он. – Экран будет показывать то, что успокоит вас, когда подключится к вам.

– Ничего себе! – сказала Фира.

Эдуард Андреевич повернулся к нам и сказал:

– Сегодняшняя процедура не представляет собой ничего особенного. Она, можно сказать, вводная. Мы исследуем ваш мозг и запустим некоторые процессы, которые пригодятся нам в будущем, во время прицельной работы.

Это, несомненно, должно было нас успокоить.

И я сказал:

– Это, несомненно, нас успокаивает.

Но потом выяснилось, что мы все равно очень волнуемся.

– Раздеваться? – спросил Андрюша.

– Нет, – сказал Эдуард Андреевич. – Просто ложитесь на койку и расслабьтесь насколько это возможно. А вот обувь снимайте.

Мы все принялись стягивать ботинки.

А потом я вдруг увидел нечто совсем странное. Володя, отбросив свои ботинки, вдруг обнял Борю и поцеловал его в лоб. Невероятно сентиментальная сцена, которой оба должны были стыдиться, но Боря вытерпел да не только вытерпел, а еще и прошептал что-то Володе.

Я аккуратно расшнуровал ботинки (чего никто другой не сделал) и пошел к своей койке. Только тут-то я и заметил, что натер ногу. Левая пятка носка промокла от крови.