Император - Олег Кожевников

Закончив свой монолог, я встал, взял свою пустую рюмку со стола и уже отработанным движением отправил её в камин. Как бы говоря своему другу, что разговоры закончились – пора действовать. В этот раз Кац не возмутился моим поступком. Правильно, а что возмущаться, если в камине уже валяются осколки от первой рюмки. И для прислуги нет разницы, убирать осколки от одной или двух рюмок. К тому же сервиз, по крайней мере в наборе рюмок, уже нарушен.

Мы вышли из кабинета под аккомпанемент ожесточённой перестрелки, а когда дошли до прихожей, за окном раздавались только отдельные выстрелы. Пока я расспрашивал дежурившего в прихожей джигита, как обстоят дела на вверенной ему территории и не было ли телефонных звонков, звуки выстрелов вообще прекратились. И мой расспрос джигита вылился в приказ:

– Ваха, иди разведай, что там творится возле ворот. Сильно не рискуй. Если сопротивление бандитов сломлено, найди поручика Силина и передай ему, что император ждёт доклада. И если есть пленные, пускай гонят их в каретный сарай. Император лично будет допрашивать пленных бандитов.

Джигит изобразил нечто похожее на отдание чести, произнёс, как это было принято в «дикой» дивизии:

– Да, командыр!

Потом повернулся, чтобы выйти из прихожей, и в этот момент дверь сначала дёрнули, а когда она не открылась, начали по ней дубасить, и явно не голой рукой. Ваха, как истинный ночной привратник, сначала глянул в смотровое окошко, а затем, что-то бурча себе под нос, отодвинул засов и распахнул дверь.

В дверном проёме стоял Максим. Первый раз я видел своего адъютанта в таком виде. Он по жизни был чистюля и очень аккуратный человек. А тут передо мной стоял офицер с какими-то бешеными глазами, с ободранной щекой, на его сапогах и шинели бугрились комья грязи, а в правой руке был револьвер. Его рукояткой он и колотил по двери. Ну что тут скажешь – сразу видно, что человек только что вышел из боя. Что же это был за бой, если офицер, участвовавший во множестве боёв и поднимавший людей в атаки в ходе Ковельской операции, сейчас так возбуждён. Хоть я и был удивлён видом Максима, но внешне это никак не показал. Наоборот, улыбнулся адъютанту и добродушно произнёс:

– Вовремя вы подъехали, и ударили в тыл противника тоже своевременно. Сейчас остаётся только зачистить территорию, и можно забыть об этом инциденте. Как прошла операция в Петрограде? Надеюсь, там-то всё обошлось без стрельбы?

Максим, вложив револьвер в кобуру, стал докладывать о действиях спецгруппы в Петрограде. За стоявшим в проеме двери Максимом я увидел и довольную физиономию Первухина. Когда его увидел, на душе потеплело и стало как-то спокойнее. А ещё я увидел топчущегося Ваху. Он никак не мог выйти, не растолкав Максима и Первухина, чтобы идти выполнять моё распоряжение. Приказ отдал сам царь, а расталкивать нужно офицеров, про которых он знал, что это ближайшие нукеры императора. Неразрешимая задача для простого всадника. Поняв, что помочь джигиту сможет только император, я, не дослушав доклада Максима, сказал:

– Максим, ты что докладываешь стоя на пороге? Проходи в прихожую, там и расскажешь нам с господином Джонсоном, как прошла операция по нейтрализации Кексгольмского полка. И пускай Первухин проходит, нечего прятаться за твою спину.

А стоящему в готовности бежать выполнять полученное ранее распоряжение джигиту я приказал:

– Ваха, распоряжение, отданное ранее, я отменяю. Сейчас просто охраняй снаружи входную дверь во дворец. Вот выслушаю офицеров, и скажу, что тебе делать дальше. Порядок знаешь, пропускать только тех, кого знаешь. Если во дворец попытается попасть незнакомец, пусть даже офицер – огонь на поражение.

Когда Максим и Первухин вошли, я опять поменял свои намерения – решил выслушать доклад Максима в своём кабинете. В прихожей даже думать не хотелось. А информация, которой располагает Максим, наверняка требовала анализа. К тому же появился Первухин, а значит, самовар чая обеспечен. Раньше требовать чай было как-то не с руки, не привык я к такому барству. А вот сказать об этом Димычу было по-нашему, по-генеральски. Я всё ещё себя ощущал не царём, а генерал-лейтенантом – командиром корпуса. А ощущения того, что я есть обычный работник НИИ мозга, почти совсем пропали. Влезть ещё в шкуру просвещённого и деятельного русского монарха, и миссия, можно сказать, выполнена. Эта мысль возникла в голове, пока Максим с Первухиным входили в прихожую. А когда они вошли, я вполне естественно, как будто забочусь об офицерах, заявил:

– Ну что, господа, здесь как-то неудобно, даже присесть вам некуда. Пойдём в кабинет, там, Максим, и доложишь подробно о выезде в Петроград и о недавнем бое. А ты, Дима, сообразишь чаю на всех.

После этих слов повернулся, приглашающе кивнул Кацу и направился в свой кабинет.

В кабинете было всё привычно, поэтому доклад Максима перерос в беседу, как в старое доброе время в кабине «Форда». И Максим не напрягался, пытаясь сжато доложить о действиях спецгруппы и себя лично, да и я помогал ему, задавая уточняющие вопросы. И не только я, Кац тоже принял участие – задав несколько вопросов. А ещё одним плюсом был то, что Первухин, кроме того что устроил для нас чайную церемонию, осуществлял и важную адъютантскую функцию – он должен был брать телефонную трубку. Императору это делать не полагалось. Не только государственная, но и частная жизнь императора и членов его семьи была сильно регламентирована. Меня это сильно раздражало – чихнуть без соблюдения определённого ритуала было нельзя. Из длительной беседы с бароном Штакельбергом, обер-церемониймейстером двора, я понял, в какой омут ныряю. Раньше у меня было представление, что если я царь, то что хочу, то и ворочу, а после беседы с обер-церемониймейстером двора я впал в жуткую депрессию. Даже каторжники были более свободны в своих поступках, чем помазанник Божий. Тогда я и понял, почему в истории, которую изучал в двадцать первом веке, брат Николая Второго не стал принимать на себя обязанности монарха. Умный был Михаил Александрович, вот и постарался избежать такой судьбы. Отказался от короны, сославшись на формальные причины – поддержку Думы и прочую ерунду. А я вот, идиот, влезаю в этот кошмар. А всё потому, что знаю, в какую клоаку провалится моя родина, если останется без царя. Тут же политиканы начнут драться за власть, а закончится всё большой кровью и жутким обнищанием населения России. Предстоящие завтра, вернее, уже сегодня (часы только что пробили двенадцать часов) церемонии вызывали у меня мороз по коже. Я ждал и боялся предстоящей коронации. Только жизнь в образе великого князя начала налаживаться, появились мечты и перспективы интересной жизни, как бац – Николай Второй отрекается. И вновь замаячила ссылка в Пермь и пролетарий, пускающий тебе пулю в затылок из занюханного нагана. А в Пермь категорически не хотелось, уж лучше мучиться царём, чем гнить в выгребной яме. Так как я страшился предстоящей церемонии, то, можно сказать, наслаждался настоящим моментом. Опять нападение, снова я должен действовать не как самодержец, а как обычный офицер, защищая не только свою жизнь, но и судьбу страны. Вот я и вёл себя как командир корпуса, штаб которого подвергся нападению рейдовой группы неприятеля.