Император - Олег Кожевников

– Кто знает, кто знает? Но судя по тому, как Маннергейм вёл себя в отношении СССР, можно предположить, что ничего хорошего не будет, он станет тянуть одеяло на себя и сделает всё, чтобы Финляндия обрела независимость.

– Да это понятно, но Маннергейм умный мужик. Если он даже хочет стать правителем независимой Финляндии, то понимает, что там сначала требуется навести такой порядок, чтобы не раздражать северного соседа. А нам это и нужно – чтобы финские националисты не лезли в русские разборки. Заинтересован Маннергейм и в том, чтобы монархия в России устояла, об этом говорит многолетняя и, в общем-то, безупречная служба в русской армии. Маннергейм аристократ, и когда в России власть захватили большевики, он, как и многие русские дворяне, вступил с ними в борьбу, которая в конечном итоге вылилась в Советско-финскую войну 1939 года.

– Что ты мне рекламируешь этого Маннергейма, я же не против назначения его генерал-губернатором Финляндии. В данный исторический период этот генерал, может быть, и неплохой выбор. По крайней мере, он человек чести и не предаст, как это сделали с Николаем Вторым командующие фронтами и начальник Генерального штаба генерал Алексеев. Они повинны в клятвопреступлении. Да и вообще система власти так запутана, что сам чёрт ногу сломит, и это при том, что, казалось бы, вся власть сходится к императору. Палитра пёстрая, и я, в общем-то, допускаю, что какая-то группа против того, чтобы царём стал Михаил Александрович. Отрешение от самодержавия в России готовили несколько «колонн»: боевики социал-демократических партий, эсеры-террористы, революционная группа Керенского, «прогрессивный блок» во главе с Милюковым и Гучковым, руководители земских союзов России во главе с князем Львовым и многие другие представители российских политических элит. Предательство свило себе гнезда в самом близком окружении Николая Второго, Самодержцу все труднее было находить верных людей, способных занимать высокие государственные должности. Существующая правящая элита была разложена принадлежностью к масонству, оккультизму, а тем, кто был верен Богу, царю и Отечеству, наверх пробиться было сложно. Но я уверен, что генералитет, «прогрессивный блок» и Земгор не будут предпринимать никаких шагов против нового царя. А у других структур сейчас нет возможности сформировать боеспособное воинское подразделение. Банду да террор-группу – да, а вот обладающую дисциплиной и военными навыками роту, а тем более батальон, – нет. Так что напавшие на штаб-квартиру императора люди наверняка посланы и обучены германцами.

– Значит, ты думаешь, нападение в очередной раз было организовано германским резидентом? Хм, да это просто какой-то неудачник. Сколько раз ни пытался выполнить распоряжение об устранении Михаила Александровича, столько раз и проваливался. Если нападение на дворец – это германская операция, то они наверняка опять используют финских егерей. Ладно, Кац, ты давай занимайся подготовкой к завтрашнему мероприятию – звони кому надо, накачивай своих ребят из КНП, а я всё-таки пойду, допрошу пленных. По крайней мере, выясню – финны это или нет.

Несмотря на усталость и безумную череду событий сегодняшнего дня, я быстрым шагом направился в каретный сарай. И не просто направился, а шёл готовый к любым неожиданностям с револьвером в руке. Но пройдя по двору несколько метров, вложил его обратно в кобуру. Нападения можно было не опасаться: даже при тусклом свете двух газовых фонарей, освещающих пространство возле дворца, я заметил трёх часовых, а кроме этого, невдалеке стоял «Форд» спецгруппы со снятым тентом, и в кузове его можно было разглядеть силуэты двух человек у пулемёта.

В каретном сарае было относительно пусто – шикарные экипажи, побитые пулями, так и оставались во дворе в таком же виде, в котором их притащили от места засады. А на их законном месте парковки стояли непонятно откуда взявшиеся лавки, на которых сидели обычные солдаты, правда в весьма грязных шинелях, и все как на подбор без головных уборов. И это всё я увидел при свете одной-единственной электрической лампочки, тусклым светом освещающей довольно обширное помещение. Чуть в отдалении от этих лавочек стояло два бойца спецгруппы с ружьями-пулемётами наперевес. Было понятно, что на лавочках сидели пленные, и я приостановился, пытаясь по внешнему виду выбрать, кого из этой массы бандитов допрашивать первым. Мой выбор пал на съежившегося молодого парня с перекосившейся физиономией. Чувствовалось, что он испытывает нешуточную боль в правой руке. Левой он держал локоть правой и прижимал её к туловищу. Крови на рукаве шинели не было видно, а значит, рука не ранена, а просто травмирована – вывихнута или сломана. Мой выбор пал на этого пленного не из-за страдания, которые он испытывал, а из-за испуганного взгляда, которым он посмотрел на генерала, вышедшего из темноты. В этом взгляде чувствовались надломленность, испуг и отчаянье. «Наш клиент», – подумал я и приказал одному из охранников:

– Сергей, вот этого бандита через пять минут приводи на допрос.

Тут же повернулся и направился в каптёрку кучеров. Из-за спины услышал ответ на свой приказ:

– Так точно, ваше высочество!

В каптёрке было уже всё готово для допросов – печка топилась, унтер-офицер Угрюмов кочергой поправлял в её топке дрова, Максим и поручик Силин сидели за столом, на котором были разложены письменные принадлежности и папка с чистыми листами бумаги. А для меня было приготовлено шикарное кресло, по-видимому, принесённое из дворца. Оно стояло напротив облезлой табуретки, и сразу было понятно, для кого она предназначалась.

Ввалившись в каптерку, я сразу внёс некоторую сумятицу в идеалистическую картину отдыха своих подчиненных, вернее можно теперь сказать – подданных. И повёл себя не как самодержец, а, по фронтовой привычке, как командир корпуса. Я приказал переставить кресло, а табуретку для допрашиваемого бандита поставить ближе к печке. При этом заявил:

– Господа, мы тут собрались не в бирюльки играть. Допрос может быть жёстким. Информацию из бандитов нужно выжимать любым способом. Может быть, и дедовским. Дыбы здесь нет, бить и ломать у подследственных ничего не будем, но печка и кочерга имеются. Так что, господин унтер-офицер, кладите кочергу раскаляться и будьте готовы, если поступит команда, приложить её к руке допрашиваемого бандита.

Максим и Угрюмов были уже привычны к моим методам ведения допросов, а вот поручик Силин был несколько удивлён поведением царя. У него было сформировано прессой мнение, что новый монарх весь такой белый и пушистый, а тут собирается приказать пытать человека, пускай и бандита. После допроса выбранного мной пленного бандита Силин опять вернулся к мнению, что газеты не врут и царь действительно похож на былинного героя. Со своими соратниками добр, хотя и требователен, а на врагов действует как удав на кролика. Именно так со стороны выглядел этот допрос. А всё почему? Объяснялось всё просто – в первую очередь это, конечно, правильно подобранный клиент для допроса. Я верно определил, что парень уже морально сломлен фактом пленения и гибелью своих соратников. И с какой лёгкостью и мастерством это проделали русские! А ещё на него подействовало то, что вопросы задавал сам русский император, это ему популярно объяснил Сергей, приведший этого парня на допрос. А я знал, как бойцы спецгруппы в боевой обстановке объясняют задержанным, как вести себя с Михаилом Александровичем – обычно пинками или ударом приклада по почкам. Так что когда я задал первый вопрос, парень поплыл, и информация из него полилась как из летнего фонтана. А задавал я вопросы ласковым тоном и совершенно не агрессивно. Не грозил задержанному бандиту карами, а тем более пытками. Одним словом, вёл себя, как добрый дядюшка с шалопаем племянником. Такое ведение допроса было вызвано не моей природной добротой, а тем, что я начал млеть, когда уселся в мягкое и удобное кресло. В этой довольно грязной каморке было тепло и уютно, я даже расстегнул свою бекешу, которую надел, думая, что в сарае будет холодно. Ведь под вечер пошёл первый снег. Скоро генерал Мороз вступит в свою полную силу. Моя расслабленность, которую люди, меня мало знавшие, принимали за природную доброту, была вызвана обычной усталостью, охватившей организм, когда он оказался в комфортных условиях. Вот в таком полусонном состоянии я и вёл допрос.